Подлинную
историю России открывает собой лишь 1812 год; все, что было до того, - только
предисловие[1].
Эта мысль, явившаяся результатом более поздней рефлексии, принадлежит
известному русскому публицисту и философу Александру Ивановичу Герцену. Во
время же событий 1812 года, этой «Русской Илиады», по отзыву современников, он
был слишком мал, чтобы запомнить происходившее. Луиза Гааг, его юная мать (ей
было в то время 17 лет) зимой 1812 года вместе с незаконнорожденным младенцем
вынуждена была перебраться из занятой французами Москвы в небольшую ярославскую
деревеньку жить среди «полудиких людей с
бородами, одетых в
нагольные тулупы, говорящих на
совершенно незнакомом языке, в небольшой закоптелой избе». Тем не менее,
писатель был прав, потому что 1812 год является одной из трех дат русской
истории первой половины 19 века*, с одной
стороны действительно раздвинувших границы просвещенного самосознания, способствовавших
тому, что «общество непривычно оживилось, приподнятое великими событиями»[2], с
другой война 1812 года стала ключевым национальным мифом.
Не только историки, но и очевидцы не раз
отмечали, что легенды складывались уже в ходе событий. Действительно не только
дневниковые записи, произведения эпистолярного жанра, воспоминания, но и
военные донесения содержат описания личного мужества многих названных по имени
и безымянных русских людей в эпико-мифологическом ключе. Именно поэтому
литературный критик Виссарион Белинский, в рецензии на «Письма русского
офицера» Глинки, написал: «…Бородинская битва так полна поэзии, так обаятельно
действует на чувство народное, что она, наконец, для нас стала каким-то светлым
мифом»[3].
Еще поздней, уже в начале 20 века, потомок князей Волконских, литератор Сергей
Михайлович дал собирательный образ той эпохи: «Знаете ли вы в истории более
красивую эпоху, чем эта наполеоновская сказка. Именно – «красота», красота и
дурман. Все друг с другом знакомы, все друг друга любят и вместе с тем друг с
другом воюют. Вся Европа – какой-то элегантный салон, в котором то сражаются, то проходят в придворных
полонезах»[4]. Однако
за рамками общенационального мифотворчества зачастую оставались многие реалии международной
и внутренней жизни России. О том, как конструировался «образ» 1812 года в
официальном дискурсе на протяжении
истории и пойдет речь в данной статье.
Известный в мире ярославского
краеведения П.А. Критский, автор «Родиноведения» - практически первого учебника
(1907 г.) по данному предмету, писал: «Внешние события этого века мало
отражались на жизни нашего края», но здесь же добавил: «В войну с французским
императором Наполеоном I, когда весь
народ русский восстал против иноземного нашествия, ярославское ополчение
доходило до Вильны и охраняло нашу западную границу»[5]. В
данной цитате, для нас важны три момента, которые будут воспроизводиться во
многих позднейших исследованиях. Во-первых, это полное отсутствие хоть
какого-нибудь международного контекста событий, а также причин, повлекших войну
с наполеоновской Францией. Во-вторых, акцент на «иноземное нашествие», подобное
«польскому» времен Смуты, получившее единодушный отпор всего русского народа. В-третьих,
тенденция к героизации ополчения. Разберемся по порядку.
К концу 17 века, «золотого» в
истории культуры Ярославля, был сформирован русский внутренний рынок, включившийся
в качестве сырьевой базы в мировой. В борьбе за торговое первенство Англия победила
Нидерланды, чье экономическое и культурное влияние до того было заметно даже на
провинциальном уровне*. «Когда Англия
после 1760 г. ускорила процесс индустриализации, те капиталистические силы,
которые базировались во Франции, предприняли последнюю попытку сломить
надвигавшуюся британскую гегемонию. Эта попытка нашла свое выражение сначала в
свержении Французской революцией служивших старому режиму кадров, а затем в
наполеоновской континентальной блокаде»[6].
Россия, вошедшая в миросистему с полупериферийным статусом, не могла оставаться
в стороне от международной ситуации. Взойдя на престол, Александр I не только остановил приготовления к войне с
Англией, начатые его отцом, но и возобновил с ней дружбу. Из-за этого отношения
с Францией стали «хуже, чем были перед кончиной императора Павла»[7].
Упомянутая дружба состояла в субсидировании России Англией в антинаполеоновских
коалициях и масштабной торговле зерном. Английский историк Дж. Тревельян пишет
об объемах зерновой торговли и влиянии континентальной блокады следующее:
«Война также имела своим следствием прекращение поставок европейского зерна,
которые к этому времени стали необходимы, чтобы установить твердые цены на
продовольствие на нашем густонаселенном острове. Пшеница поднялась с 43
шиллингов за квартер в 1792 году, за год до того как вспыхнула война, до 126
шиллингов в 1812 году – к тому году, когда Наполеон шел на Москву»[8].
Присоединение к континентальной блокаде после Тильзита несло убытки русскому
дворянству и купечеству, связанным с торговлей зерном. В Ярославской же
губернии располагалась первая и крупнейшая в провинциальном мире Рыбинская
зерновая биржа. Поэтому, купечество жертвовало на военные нужды не меньше
дворян. Например, Лаврентий Попов купец 1-й гильдии, избранный рыбинским
городским головой с 1802 по 1812 и в 1818-1821 годы, выделил «на нужды армии
муки на сумму 4138 рублей, или 275 мешков, а также 3000 рублей серебром»[9]*. Итак, после
того как тильзитская «дружба» с Наполеоном привела к торговым потерям,
недовольству подданных, расстройству финансов и наконец «ударам самолюбию»,
Александр, по словам Платонова, «стал постепенно готовиться к войне, на тот
случай, если Наполеон нападет на него»[10]. Угроза
войны с наполеоновской Францией, преобразовавшая государственные структуры
почти по всей Европе, усилила и российское государство, увеличила его бюджет,
налогообложение и штат служащих, укрепила его вооруженные силы и утвердила в
целом основанное на глубоком принуждении государство.
Война 1812 года стала ключевым
национальным мифом и во многих отношениях поворотным пунктом русской истории. С
самого начала эта война воспринималась как Отечественная – иными словами, речь
шла о спасении родины от «иноземного завоевания». Многие и сегодня только так
ее воспринимают. Например, в изданной к тысячелетию города Ярославля «Энциклопедии
Ярославского края» читаем: «Отечественная война 1812 со стороны России являлась
войной народной, решавшей судьбу России»[11]. Однако,
именно «народной» война стала в официальной трактовке царского правительства и
части дореволюционной историографии. С 1917 до 1937/38 гг. термин
«Отечественная» вообще не употреблялся. Он был вновь реабилитирован в
результате сталинистского крена в исторической науке, когда военная опасность
«усилила и патриотически заострила» стараниями академика Тарле интерес к
событиям 1812 года[12].
Тогда же вновь заговорили и о народной партизанской войне, хотя никакого
самостоятельного крестьянского партизанского движения просто не существовало*. Народ не
участвовал в боях, крестьяне восставали лишь тогда, когда французы резали у них
гусей и кур, не платя денег. «Народная война разгорелась вокруг французской
армии», написал Платонов в 1917 году, а краеведы более чем через 50 лет
повторили «…разразилась гроза двенадцатого года. Народные массы, лучшие
представители дворянства встали на защиту своей Родины»[13],
и, склонны, видимо повторять до сих пор. Да, нельзя отрицать подвигов и
доблести русского оружия в войне 1812 года, это было бы неверно, односторонне.
Однако и другие явления должны объективно освещаться и подвергаться анализу.
Так, например, известие о вступлении французов в Москву вызвало в Ярославле не
взлет патриотизма, а страх и тревогу. Со дня на день ждали врага у стен города.
Дворяне спешно бросали свои особняки, перебираясь в имения на север губернии.
Губернатор распорядился устроить пять переправ через Волгу для отступающих
войск. Губернские учреждения и канцелярии готовились к отъезду в Нижний
Новгород. Даже ярославский архиепископ Антоний приказал запасти пики, которыми
он намеревался вооружить против французов монахов и семинаристов[14]. Чтобы
как-то успокоить жителей был предпринят весьма верный пропагандистский шаг –
распространение афишек, наподобие растопчинских. Несмотря на то, что они носили
абсолютно фантастический характер (напр., рассказывая как русские воины
поражают до 4 тыс. человек неприятеля с потерей пары человек с нашей стороны[15]),
необходимый социальный эффект был, видимо, достигнут. Кроме того, героика войны
1812 года закладывала основы «национально государственного национализма»[16],
зачастую окрашенного в романтические тона и проявлявшегося в приверженности
международной политике своего государства. Этот национализм стал первичной
формой политического сознания, также как и в Германии, Италии и Испании,
носителями либеральных идей явились участники освободительных войн.
В 19 веке возникли три структуры,
которые учили граждан национализму, - начальная школа, армия и национальные
празднества[17].
В свете последнего необходимо обратить внимание на празднование 100-летнего
юбилея войны в 1912 году в Ярославле. О подготовке празднования можно узнать из
«Дела 3-стола канцелярии Ярославского губернатора»[18],
хранящегося в областном архиве. Итак, 24 октября 1911 года последовало
высочайшее повеление императора о том, что праздник «имеет значение для армии и
государства», поэтому следует «привлечь все слои и сделать его общенародным».
Для этого была создана комиссия под председательством генерала от инфантерии
Глазова. Как в городах, так и в сельской местности предполагалось проводить
беседы, популярные чтения и церковные парады. В чтениях и лекциях ставилась
задачей «выяснить слушателям значение и главную причину успешного для России
исхода Отечественной войны, отметив в особенности общенародный подъем духа и
высокопатриотические чувства войск и населения». Предполагались бесплатные
раздачи юбилейных изданий портретов, картин и книг, показ световых картин на
стене. Единственно, чего опасалось правительство это появления на книжном рынке
дешевых работ критического характера. Как оказалось на юбилей отмены
крепостного права на рынках появились «вредные и тенденциозные и крайне
дешевые» книги, их случайно закупили и роздали в общественные и
правительственные учреждения. Так, разные оценки событий не только 1861, но и 1812
года как «единения сословий вокруг престола» и «начала свободомыслия в России»
соседствовали друг с другом.
Страх Александра I перед превосходящими силами врага
вынудил его 6 июля 1812 года подписать манифест о созыве ополчений, должных
стать второй военной силой наряду с армией. В Ярославле было созвано дворянство
губернии для заслушивания манифеста. На него явилось около двух третей дворян,
остальные не пришли. Было решено поставить одного война с каждых 25 душ, что
составило 11 318 воинов[19],
вооруженных пиками, топорами, алебардами и ружьями без патронов (их получили
потом). С самого начала формирования ополчения, выяснилось, что дворяне
губернии не горят желанием отдавать в ополчение наиболее работоспособных
крепостных, предпочитая сбывать подростков и дряхлых стариков. Так, например,
поступил граф Алексей Иванович Мусин-Пушкин, отправив в полки Ярославского
ополчения один из самых крупных контингентов крепостных - 341 человека[20]. Ополчение,
которое перенаправляли с одного места на другое по губернии и стране, так и не
приняло участия в сражениях до осады Данцига в июне 1813 года. В декабре того
же года Данциг капитулировал, а в январе 1814 года последовал высочайший указ
об отправлении обезоруженных ополченцев домой. Офицерский корпус потерял 9%
состава, рядовые бойцы - 41%[21],
в основном в результате массовых эпидемических заболеваний. Подобная картина
была характерна и для остальных губерний России. Здесь можно сослаться на И.М.
Благовещенского, участника Владимирского ополчения, в своих «Воспоминаниях»
сообщившего, «…что ополчения возвратится третия часть или меньше по случаю
болезней и бывшей смертности под Москвою, а к тому еще изнуряясь походом»[22]. Кроме
того по возвращении домой выяснилось, что 27 офицеров-дворян совсем не было в
ополчении. Все ополченцы были представлены к медали «За спасение Отечества». Но
неизвестно, была ли она им вручена. Ведь даже излечившихся каким-то чудом в
лазарете (даже губернские больницы для нижних чинов зачастую не имели
«достаточного числа белья и прочих госпитальных вещей»[23])
доставляли домой под полицейским конвоем. Обещания Александра I наградить крестьян по 5 рублей серебром за отвагу и
стойкость в военных действиях не были выполнены[24].
Итак,
существуют как бы две истории Отечественной войны 1812 года – одна, написанная на основе фактов,
документов и свидетельств, с тысячью страниц, которые до сих пор вызывают
ожесточенные споры. Эта история показывает противоречия русского общества, дает
нелицеприятные характеристики, порой «сталкивает лбами» разные точки зрения.
Другая – бесспорная - утвердившаяся в
массовом сознании нескольких поколений история безусловного героизма, военного
и нравственного подвига народа как единого целого. Выражением последней стали
«Скажи-ка дядя, ведь не даром» Лермонтова, великая эпопея Толстого и ее же
экранизация Бондарчуком старшим. Для нас важно то, что Россия после
наполеоновских войн – страна на подъеме. Общество было воодушевлено победами
русских войск, дошедших до Лейпцига и Парижа, либеральными обещаниями
Александра I. В стране, где еще недавно и дворян пороли,
зарождается, пока в зачаточной форме, политическое самосознание. Все это
совпадает с быстрым промышленным развитием – от 69 мелких заведений в Ярославле
1803 года до 81 промышленного предприятия в 1858[25] –
получившим сильный толчок от континентальной блокады. Долгий девятнадцатый век сдвигался
к эпохе капитала.
Примечания
* Кроме 1812 года
это – 1801 (убийство императора Павла) и 1825 (восстание декабристов) годы. См.
Эйдельман Н.Я. Грань веков. М., 2004. С.162.
*
Например, голландские изразцы (кафли), талеры, гравюры из библии Пискатора как образцы
для фресковой живописи в Ярославле 17 века.
*
Всего по губернии поступило пожертвований на ополчение деньгами и вещами на
сумму 817 500 рублей. Дворянство внесло – 400 288 рублей. См.
Материал для истории Ярославской военной силы в Отечественную войну. Собрал
И.Н. Ельчанинов. Ярославль, 1912. С.29.
*
Партизанский отряд в 1812 году – это мобильный отряд только регулярных войск.
Крестьянские отряды – отряды самообороны, защищавшие свои селения от мелких
отрядов неприятеля. См. XIX
век в истории России: Современные концепции истории России XIX века и их музейная интепретация//Труды
ГИМ. М.,2007. С. 408-409; из растопчинских афишек можно узнать, что крестьяне
занятых неприятелем уездов вместо французов сводили нередко счеты со своими
господами. См. Покровский М.Н. Русская история. В 3 Т. Т.3.М., 2005. С.13.
[1] Герцен А.И.
Собр. соч.Т.7.М., 1956. С.153.
[2] Ключевский В.О. Курс русской истории (Лекции LXII–LXXXVI)/Курс русской истории – 3. ЛЕКЦИЯ LXXXIII. М.,1993.С.250.
[3] Глинка Ф.Н.
Письма русского офицера: Проза. Публицистика. Поэзия. Статьи. Письма. М., 1985.
С. 22.
[4] Волконский С.М.
Разговоры/Воспоминания. М., 1994// http://dugward.ru/library/volkonskiy_m_s/volkonskiy_razgovory.html
[5] Критский П.А.
Наш край. Ярославская губерния. Опыт родиноведения. Ярославль, 1907. С.
201-202.
[6] Валлерстайн И.
Анализ мировых систем и ситуация в современном мире//http://samlib.ru/b/burlankow_nikolaj_dmitriewich/vallerstain.shtml
[7] Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. М.,1997. С.386.
[8] Тревельян Дж.М.
История Англии от Чосера до королевы Виктории. Смоленск, 2005.С493.
[9] Устроители
жизни. О роли купечества в становлении и развитии Рыбинска. Интервью Александра
Серебрякова//Углече Поле. №13. 2012. С4-5.
[10] Платонов С.Ф.
Полный курс лекций по русской истории. С.390.
[11] Энциклопедия
Ярославского края с древнейших времен до 1917 г. Антология. Гл. ред. проф. Ю.Ю.
Иерусалимский. М.,2010. С.97.
[12] См. Троицкий
Н.А. 1812. Великий год России. М.,1988.С.6-7; Ферро М. Как рассказывают историю
детям в разных странах мира. М., 2010. С.202-203.
[13] Платонов С.Ф.
Указ. соч. С.392; Ярославский край. Сборник документов по истории края. (IX век-1917 г.). Ярославль, 1972. С.90.
[14] История
Ярославского края с древнейших времен до конца 20-х гг. XX века / под ред. д-ра
ист. наук, проф. А.М. Селиванова, Ярославль, 2000. С.126.
[15] См. Ярославские
губернские ведомости. Часть неофициальная. 8,15,22,29 марта, 5,12 апреля. 1873;
Ярославский край. Сборник документов по истории края. (IX
век-1917 г.).С.95-97; Ярославский край. История города в документах и
материалах от первых упоминаний до 1917 года. Ярославль,1990. С.203-205.
[16] Тилли Ч.
Принуждение, капитал и европейские государства. 990-1992 гг. М., 2009.С.175.
[17] Валлерстайн И.
Миросистемный анализ: введение. М., 2006. С.159.
[18] ГАЯО.
Ф.73.Оп.7.Д.950.
[19] Материал для
истории Ярославской военной силы в Отечественную войну. Собрал И.Н. Ельчанинов.
Ярославль, 1912. С.4; Андреев П.Г. Ярославские ополченцы. Ярославль, 1960. С.
14, 22.
[20] Нелипович С.Г.
Мусины-Пушкины против Наполеона//Мусины-Пушкины в истории России. Рыбинск,
1998. С.201.
[21] Андреев П.Г.
Ярославские ополченцы. С.62.
[22] Благовещенский И.М..
Из воспоминаний. 1859 г[од]//1812 год. Воспоминания воинов русской армии. Из
собрания Отдела письменных источников Государственного Исторического музея. М.,
1991. С.431.
[23] ГАЯО.
Ф.73.Оп.1.Д.794.Л.21.
[24] Нелипович С.Г.
Мусины-Пушкины против Наполеона.С.201.
[25] Ярославский
край. История города в документах и материалах от первых упоминаний до 1917
года. С.30-31.
Комментариев нет:
Отправить комментарий