Запрещенное, совершенно запрещенное некогда письмо Белинского к Гоголю
вновь рискует попасть в раздел неугодных власти текстов. Полное острой
критики в адрес русской православной церкви, при условии принятия закона
о "защите прав верующих", письмо может быть изъято из культурного
обращения. Поэтому читайте классику, пока не поздно.
Вы только отчасти правы, увидав в моей статье рассерженного
человека: это
эпитет слишком слаб и нежен для
выражения того состояния, в
какое привело меня чтение вашей книги. Но Вы вовсе
не правы, приписавши это
вашим, действительно
не совсем лестным,
отзывав о почитателях
вашего
таланта. Нет, тут была причина более важная.
Оскорбленное чувство самолюбия
еще можно
перенести, и у меня достало бы
ума промолчать об этом предмете,
если бы
все дело заключалось
только в нем. Но нельзя
перенести
оскорбленного чувства
истины, человеческого
достоинства. Нельзя умолчать,
когда под
покровом религии и
защитою кнута проповедуют
ложь и
безнравственность
как истину и добродетель.
...
Я не в
состоянии дать Вам
ни малейшего понятия
о том негодовании, которая возбудила ваша книга во всех
благородных сердцах, ни о том вопле дикой радости, который издали, при
появления ее, все ваши враги -
и литературные
(Чичиковы, Ноздревы, Городничие и т. п.) и не литературные которых имена
Вам известны. Вы
сами видите хорошо, что от вашей книги отступились даже
люди, по-видимому, одного духа с
ее духом. Если бы она и
была написана
вследствие глубоко-искреннего убеждения,
и тогда бы она должна была
произвести на публику то же впечатление...
...
Вы не заметили,
что Россия видит
свое спасение не в
мистицизме, не
в аскетизме, не в пиетизме,
а в успехах цивилизации,
просвещения гуманности.
Ей нужны не проповеди (довольно
она слышала их!),
не молитвы
(довольно она твердила
их!), а пробуждение в народе
чувства
человеческого достоинства,
сколько веков потерянного
в грязи и навозе,
права и
законы, сообразные не
с учением церкви, а со здравым
смыслом и
справедливостью, и
строгое, по возможности, их исполнение ... Вот вопросы,
которыми тревожно
занята Россия в ее
апатическом полусне! И в это время
великий писатель,
который своими дивно-художественными творениями
так
могущественно содействовал самосознанию
России, давши ей
возможность
взглянуть на самое себя как будто в зеркале, - является
с книгою, в которой
во имя
Христа и церкви учит варвара-помещика наживать от
крестьян больше
денег, ругая
их "неумытыми рылами"!.. И это не должно было привести меня в
негодование?!. Да
если бы Вы обнаружили покушение на мою жизнь, и тогда бы
я не
более возненавидел Вас за эти позорные строки... И после этого Вы
хотите, чтобы
верили искренности направления вашей книги?! Нет! Если бы Вы
действительно преисполнились истиной
Христова, а не дьяволова ученья, -
совсем не то написали бы Вы вашему адепту из
помещиков. Вы написали бы ему,
что так
как его крестьяне - его братья во Христе, а как брат не может быть
рабом своего
брата, то он должен или дать им
свободу, или хоть по крайней
мере пользоваться
их трудами как можно льготнее для
них, сознавая себя, в
глубине своей
совести, в ложном
по отношению к ним положении... А
ваше
понятие о
национальном русском суде и
расправе, идеал которого Вы нашли в
словах глупой бабы (жена капитана из
"Капитанской дочки. - Е.Д.) из повести
Пушкина и
по разуму которого, якобы, должно
пороть и правого и виновного?
Да это и
так у нас делается вчастую, хотя чаще всего порют только правого,
если ему нечем откупиться - быть без вины
виноватым. И такая-то книга могла
быть результатом
трудного внутреннего процесса,
высокого духовного
просветления?!. Не
может быть!.. Или
Вы больны, и
Вам надо спешить
лечиться; или -
не смею досказать моей мысли...
Проповедник кнута,
апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист
татарских нравов - что Вы делаете?!! Взгляните себе под ноги:
ведь Вы стоите над бездною... Что Вы подобное учение опираете на православную церковь
- это я еще понимаю: она всегда
была опорою кнута и
угодницею деспотизма.
Но Христа, Христа-то зачем Вы примешали тут?! Что Вы нашли общего
между Ним и какою-нибудь, а тем
более православною церковью? Он первый
возвестил людям учение
свободы, равенства и
братства и мученичество запечатлел, утвердил истину своего учения. И
оно только до тех пор и
было спасением людей, пока не
организовалось в церковь и не приняло
за основание
принцип ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть,
поборницей неравенства,
льстецом власти, врагом и гонительницею братства
между людьми,
- чем продолжает быть до сих пор. Но смысл учения
Христова
открыт философским
движением прошлого века.
И вот почему какой-нибудь
Вольтер, орудием
насмешки потушивший в
Европе костры фанатизма
и
невежества, конечно
больше сын Христа,
плоть от плоти и кость от костей
Его, нежели
все ваши попы, архиереи,
митрополиты и патриархи, восточные и
западные. Неужели
Вы этого не
знаете? А ведь
все это теперь вовсе не
новость для
всякого гимназиста...
А
потому, неужели Вы, автор "Ревизора" и "Мертвых
душ", неужели Вы
искренно, от души, пропели гимн гнусному русскому
духовенству, поставив его
неизмеримо выше
духовенства католического? Положим,
Вы не знаете, что
католическое духовенство
было чем-то, между
тем как православное
духовенство никогда,
ничем и нигде
не было, кроме
как слугою и рабом
светской власти.
Но неужели и в самом
деле Вы не
знаете, что наше
духовенство во
всеобщем презрении у русского общества и русского народа?
Про кого
русский народ рассказывает
похабные сказки? Про попа, попадью,
попову дочку,
попова работника. Кого русский народ называет: дурья порода,
колуханы, жеребцы?
- Попов. Не
есть ли поп на
Руси, ля всех русских,
представитель обжорства,
скупости,
низкопоклонничества, бесстыдства? И
будто всего
этого Вы не знаете? Странно!
По-вашему, русский народ - самый
религиозный народ
в мире? -
Ложь! Основа религиозности
есть пиетизм,
благоговение, страх
Божий. А русский
человек произносит имя
Божие,
почесывая себе
задницу. Он говорит
об иконе: "Годится
- молиться, не
годится -
горшки покрывать". Приглядитесь попристальнее, и Вы увидите, что
это по
натуре своей глубоко атеистический народ. В нем еще много суеверия,
но нет и
следа религиозности. Суеверие проходит с успехами цивилизации, но
религиозность часть
уживается и с ним. Живой пример
Франция, где и теперь
много искренних,
фанатических католиков между
людьми просвещенными и
образованными и
где многие, отложившись
от христианства, все еще упорно
стоят за
какого-то Бога. Русский народ не таков: мистическая
экзальтация
вовсе не
в его натуре. У него слишком
много против этого здравого смысла,
ясности и
положительности в уме: вот в
этом-то, может быть, и заключается
огромность исторических
судеб его в будущем.
Религиозность не привилась в
нем даже к
духовенству, ибо несколько отдельных, исключительных личностей,
отличавшихся тихою,
холодною, аскетической
созерцательностью, - ничего не
доказывают. Большинство
же нашего духовенства
всегда отличалось только
толстыми брюхами,
теологическим педантизмом да диким невежеством. Его грех
обвинить в религиозной нетерпимости и фанатизме. Его
скорее можно похвалить
за образцовый
индифферентизм в деле веры.
Религиозность проявлялась у нас
только в
раскольнических сектах, столь
противоположных, по духу своему,
массе народа и
столь ничтожных перед нею числительностью.
Не
буду распространяться о Вашем дифирамбе любовной связи русского народа с их архиерейскими владыками. Скажу прямо:
этот дифирамб ни в ком не
встретил себе
сочувствия и уронил
Вас в глазах
даже людей, в других отношениях очень
близких к Вам по
их направлению... Замечу только одно: когда европейцем,
особенно католиком, овладевает
религиозный дух - он
делается обличителем
неправой власти, подобно
еврейским пророкам, обличавшим в
беззаконии сильных земли.
У нас же
наоборот, постигнет
человека 9даже
порядочного) болезнь, известная
у врачей-психиатров под именем mania
religiosa, он тотчас
же земному Богу подкурит больше,
чем небесному, да
еще хватит через край, что
небесный и земной Бог и хотел бы наградить его
за рабское усердие, да видит, что этим скомпрометировал
бы себя в глазах
общества... Бестия наш верующий брат, русский человек!
Вспомнил я
еще, что в
Вашей книге Вы утверждаете как великую и
неоспоримую истину,
будто простому народу грамота не только не полезна, но
положительно вредна.
Что сказать Вам на это?
Да благословит Вас ваш
византийский Бог
за эту византийскую мысль. А
знали ли Вы, предавая такую
мысль бумаге,
что творили?
...
Вы, сколько я
вижу, не совсем
хорошо понимаете русскую
публику. Ее
характер определяется положением
русского общества, в котором
кипят и
рвутся наружу свежие
силы, но, сдавленные
тяжелым гнетом, не
находят исхода,
производят только уныние,
тоску, апатию. Только в одной
литературе, несмотря
на татарскую цензуру,
есть еще жизнь
и движение
вперед. Вот почему звание
писателя у нас так почтенно,
почему у нас так
легок литературный
успех, даже при маленьком
таланте. Титло поэта, звание
литератору у нас давно уже затмило мишуру эполет и
разноцветных мундиров. И
вот почему
у нас в особенности награждается
всеобщим вниманием всякое так
называемое либеральное
направление, даже и при бедности
таланта, и почему
так скоро
падает популярность великих
поэтов, искренне или неискренне
отдающих себя
в услужение православию,
самодержавию и ложно
понятой
народности...
Не
без некоторого чувства
самодовольства скажу Вам,
что мне кажется, что
я немного знаю
русскую публику. Ваша книга испугала меня возможностью дурного
влияния на правительство, на
цензуру, но не на публику. Когда
пронесся в Петербурге
слух, что правительство
хочет
напечатать вашу книгу в числе многих тысяч экземпляров и
продавать по самой низкой цене,
мои друзья приуныли. Но я тогда сказа им, что, несмотря ни на что, книга
не будет иметь успеха и о ней скоро забудут. И
действительно,
она теперь памятнее всеми статьями о ней, нежели
сама собой. Да! У русскогочеловека глубок,
хотя и не развит еще, инстинкт истины!
Ваше
обращение, пожалуй, могло быть и искренно. Но мысль - довести ваше обращение
ко мне до сведения публики - была самая несчастная. Времена наивного благочестия
давно уже прошли
и для нашего
общества. Оно уже понимает ,
что молится везде
все равно и что в Иерусалиме ищут Христа
только люди
или никогда не носившие Его в груди своей, или потерявшие его.
Кто способен
страдать при виде
чужого страдания, кому
тяжко зрелище
угнетения чуждых
ему людей, - тот носит
Христа в груди своей, и тому
незачем ходить пешком в Иерусалим. (Гоголь таки
сходил потом в Иерусалим на
богомолье -
Е.К.) Смирение, проповедуемое
Вами, во-первых, не ново, а
во-вторых, отзывается
с одной стороны,
страшною гордынею, а с другой -
самым позорным
унижением своего собственного
человеческого достоинства.
Мысль сделаться
каким-то абстрактным совершенством, стать
выше всех
смирением может
быть плодом только
гордыни, слабоумия и в обоих случаях
ведет неизбежно
к лицемерию, ханжеству, китаизму.
И при этом Вы позволили
себе цинически
грязно выражаться не
только о других (это было бы только
невежливо), но
и о себе
самом - это уже гадко, потому что если человек,
бьющий своего ближнего по щекам, возбуждает
негодование, то человек, бьющий
по щекам
самого себя, возбуждает
презрение. Нет! Вы только омрачены, а не
просветлены. Вы
не поняли ни духа, ни формы христианства нашего времени...
Что
же касается меня
лично, повторяю Вам:
Вы ошиблись, сочтя статью мою
выражением досады за ваш
отзыв обо мне как об одном из ваших критиков. Если
бы только это рассердило меня, я только об этом и отозвался с досадою,
а обо всем остальном выразился спокойно и беспристрастно. А это
правда, что
ваш отзыв о бывших почитателях
вдвойне нехорош... Передо мною была ваша
книга, а не ваши намерения. Я читал и перечитывал ее
сто раз и все-таки не нашел в ней ничего, кроме того, что в ней
написано. И то, что в ней есть,
глубоко возмутило и оскорбило мою душу.
Если
б я дал
полную волю моему
чувству, письмо это скоро бы превратилось в
толстую тетрадь. Я
никогда не думал писать к Вам об этом предмете, хотя
и мучительно желал этого и хотя Вы всем и каждому печатно дали право писать к Вам без церемоний, имея в виду
одну правду... Я не умею
говорить наполовину,
не умею хитрить6 это не в моей натуре. Пусть Вы или
само время
докажет мне, что я ошибаюсь
в моих заключениях, - я первый
порадуюсь этому,
но не раскаюсь о том, что сказал
Вам. Тут дело идет не о
моей или вашей личности, а о предмете, который
гораздо выше не только меня,
но даже
и Вас. И вот мое последне6е, заключительное слово:
если Вы имели
несчастье с
гордым смирением отречься
от ваших истинно
великих
произведений, то
теперь Вам должно
с искренним смирением
отречься от
последней вашей
книги и тяжкий
грех ее издания в свет искупить новыми
творениями,
которые напомнили бы ваши прежние.
Зальцбрунн
15-го июля н.с.
Комментариев нет:
Отправить комментарий