Один из ведущих
марксистов современности, Дэвид Харви, работает над новой книгой, в которой
рассматривает противоречия, свойственные капиталистической системе. Ронан
Бартеншоу (Ronan Burtenshaw) и Обри Робинсон (Aubrey Robinson) побеседовали с
автором о будущей книге и возможной альтернативе капитализму.
В данный момент Вы
работаете над новой книгой — «Семнадцать противоречий капитализма». Почему
именно противоречия капитализма так важны?
Анализ капитализма
предполагает, что существуют значительные и основополагающие противоречия.
Периодически эти противоречия выходят из-под контроля и порождают кризис. Мы
только что пережили кризис, и я думаю, что было бы важно узнать, какие именно
противоречия привели нас к нему? Как мы можем проанализировать кризис в терминах
противоречий? Одно из величайших высказываний Маркса гласит, что кризис всегда
является результатом базовых противоречий. Поэтому мы имеем дело именно с ними,
а не с их результатами.
Одно из противоречий,
на котором Вы сосредоточиваете свое внимание, это противоречие между
потребительской и меновой стоимостью товара. Почему именно это противоречие
имеет столь большое значение для капитализма, и почему Вы используете жилье,
чтобы проиллюстрировать это?
Все товары должны
пониматься как имеющие потребительскую и меновую стоимости. Например, у меня
есть стейк, и его потребительская стоимость будет заключаться в том, что я
смогу его съесть, а его меновая стоимость — в том, сколько я должен был
заплатить за него.
Совсем другое дело с
домовладением, ведь в качестве потребительской стоимости вы можете
рассматривать его и как убежище, и как частную собственность, и как сферу
эмоциональных отношений с людьми и как длинный список других вещей, которые
создают уют. Но здесь возникает вопрос, каким образом вы получили свой дом.
Когда-то люди сами строили свои дома, и те не имели никакой меновой стоимости.
Начиная с 18-го века, мы имеем дело со спекулятивным строительством —
георгианские дома из красного кирпича: они сначала строились, а потом
продавались. С этого момента дома получили меновую стоимость для покупателей,
которые таким образом вкладывали сбережения. Если я покупаю дом и расплачиваюсь
по ипотеке, то я в конечном счете могу стать его собственником. Я становлюсь
владельцем ценного актива. И я становлюсь весьма обеспокоенным по вопросу о
сохранении ценности моего актива. Это ведет к появлению очень интересной
политики: «моя хата с краю», «я не хочу видеть соседями людей, непохожих на
меня». Таким образом, вы получаете сегрегацию на рынке жилья, потому что его
собственники хотят защитить свои сбережения.
Примерно тридцать лет
назад люди начали использовать жильё как способ получения спекулятивной выгоды.
Вы могли приобрести дом и получить «навар» сверху. Просто покупаете дом за £
200 000, а через год вы получите за него уже £ 250 000. Вы заработаете £ 50
000, так почему бы не поступить так? Меновая стоимость одержала победу. И в
итоге вы получаете тот самый спекулятивный бум. В 2000 году после коллапса
мировых фондовых рынков избыточный капитал начал перетекать на рынок жилья. Это
весьма интересный вид рынка. Представим, что я покупаю дом и цены на жилье
вырастают, а вы говорите: «Цены на жилье выросли, и я тоже должен вложиться в
недвижимость», а затем нечто подобное делает кто-то еще. В итоге мы получаем «пузырь»
на жилищном рынке. Когда желающих купить стало меньше, он лопнул. Неожиданно
для большого количества людей потребительская стоимость жилья стала недоступна,
потому что рост меновой стоимости уничтожил эту возможность.
Возникает вопрос, было
ли хорошей идеей наделить жилье, являющееся ключевой потребностью в жизни
людей, меновой стоимостью в этой сумасшедшей системе? И это касается не только
данной проблемы, но так же образования и здравоохранения. В отношении каждого из
них мы высвободили энергию меновой стоимости, теоретически это должно было
обеспечить для многих доступ к потребительской стоимости, но вместо этого
произошел ее рост и люди оказались отрезаны от качественного образования,
здравоохранения, жилья. Вот почему я считаю очень важным видеть различие между
потребительской и меновой стоимостью.
Другое противоречие,
описываемое Вами, включает в себя временной разрыв между акцентированном на
предложении производством и акцентированном на спросе потреблением при капитализме.
Могли бы вы рассказать о том, как это обнаружило себя в ХХ веке и почему это
так важно?
Одной из важнейших
проблем является сохранение адекватного спроса на рынке, такого, чтобы вы могли
поглощать все то, что капитал производит. Другой проблемой является создание
условий, при которых капитал может производить с выгодой.
Главным условием
доходности производства обычно считается подавление труда. В той мере, в какой
вы участвуете в понижении заработной платы, — оплачивая труд по постоянно
понижающейся ставке, — норма вашей прибыли возрастает. Итак, как производитель
вы заинтересованы в том, чтобы выжать из трудящихся по максимуму — это
обеспечивает вам высокую прибыль. Но тогда возникает другой вопрос: кто будет
приобретать ваши товары? Если трудящиеся бедны, где вы найдете рынок сбыта?
Если вы выжимаете из труда слишком много, вы в конечном итоге сталкиваетесь с
кризисом, потому что нет достаточного спроса на рынке, чтобы поглотить
выпускаемую продукцию.
Проблема отсутствия
спроса получила широкую интерпретацию после кризиса 1930-х годов. Собственно,
поэтому и произошел переход к управляемым государством инвестициям в
строительство дорог, общественные работы в рамках «Нового курса» и так далее.
Они сказали: «Мы оживим экономику, поддерживая спрос за счет финансирования в
счет роста долга», — и тем самым обратились к кейнсианской теории. Итак, мы
вышли из кризиса 1930-х годов, предоставив государству очень широкие полномочия
в регулировании спроса и большое участие в экономике. В результате этого, мы
получили очень высокие темпы роста, но этот высокий рост сопровождался
расширением прав и возможностей рабочего класса, ростом заработной платы и
укреплением роли профсоюзов.
Боевые профсоюзы и
высокая заработная плата означают понижение нормы прибыли. Капитал переживает
кризис, потому что он не подавляет труд в достаточной мере, и поэтому смена
курса неизбежна. В 1970-х происходит поворот к идеям Милтона Фридмана и
Чикагской школы. Они начинают доминировать в экономической теории, и люди
обращают большее внимание на сторону предложения — в частности, на заработную
плату. И с 1970-х годов вы можете вновь видеть действия направленные на
понижение зарплаты. Рональд Рейган борется с авиадиспетчерами, Маргарет Тэтчер
нападает на шахтеров, Пиночет просто убивает всех левых. Вы видите атаку на
труд, которая ведет к повышению нормы прибыли. Тем временем, мы приближаемся к
1980-м годам, когда норма прибыли вновь взлетела, потому что заработная плата
продолжала снижаться, и капитал почувствовал себя хорошо. Но тут возникла
проблема: как продать все производимые товары.
В 1990-х годах на этот
вопрос ответила долговая экономика. Все начинается с поощрения людей, чтобы они
больше брали в долг. Создается экономика кредитных карт и жилья, финансируемого
за счет дорогой ипотеки. Все это скрывает тот факт, что в этих областях нет
реального спроса. В конце концов, в 2007-2008 годах пузырь лопается.
Капитал ставит
следующий вопрос: «Вы работаете на предложение или на спрос?» Мое видение
антикапиталистического мира заключается в том, что необходимо объединить эти
сферы. Мы должны вернуться к потребительской стоимости. Какая потребительская
стоимость нужна людям, и как мы организуем производство таким образом, чтобы
оно соответствовало этому запросу?
Все выглядит так,
словно мы переживаем кризис предложения, и меры жесткой экономии являются
попыткой найти выход из него? Как нам понимать это?
Вы должны различать
интересы капитализма как целой системы от того, что может быть выгодно классу
капиталистов, или его части. Во время этого кризиса капиталистический класс в
целом чувствовал себя очень хорошо. Некоторые из них погорели, но по большей
части дела у них шли весьма неплохо. Согласно последним исследованиям,
социальное неравенство в странах ОЭСР значительно возросло с момента начала
кризиса — и это значит, что выгоду от него получили высшие классы. Другими
словами, им не выгодно прекращение кризиса, потому что они получают от него
выгоду.
Простые люди в целом
страдают, капитализм как система чувствует себя плохо, но капиталистический
класс, — особенно его олигархическая часть, — преуспевает. Существует много
ситуаций, когда отдельные капиталисты, действующие в своих классовых интересах,
могут реально приносить вред капиталистической системе в целом. Я думаю, что мы
наблюдаем нечто подобное прямо сейчас.
Недавно Вы сказали, что
левые чаще должны использовать привлекательность своего посткапиталистического
воображения, начиная формулировать вопрос о том, как будет выглядеть
посткапиталистический мир. Почему это так важно? И как, на ваш взгляд, будет
выглядеть мир после капитализма?
Это важно, потому что
на протяжении долгого времени нам вдалбливали идею о том, что не существует
никакой альтернативы. Поэтому мы в первую очередь должны думать об
альтернативе, для того чтобы двигаться в направлении ее создания.
Левые стали настолько
причастны к неолиберализму, что вы не сможете с уверенностью сказать, является
ли та или иная партия правой, за исключением государственных и социальных
вопросов. В плане политэкономии нет большой разницы. Мы должны найти
альтернативу тому, что лежит в основе работы политической экономии капитализма.
Вот почему противоречия так интересны. Вы смотрите на каждое из них, к примеру,
на противоречие между потребительской и меновой стоимостью и говорите: «Альтернативный
мир будет тогда, когда мы будем производить потребительскую стоимость». Поэтому
мы сосредоточимся на потребительской стоимости и попытаемся снизить роль
меновой стоимости.
Или вопрос денег — нет
сомнений, что они нужны нам, чтобы распространять товары. Но существует
проблема в том, что они могут быть присвоены частными лицам. Деньги становятся
формой личной власти, а затем предметом поклонения. Люди начинают строить свои
жизни вокруг погони за деньгами, даже не зная толком, что это такое.
Следовательно, мы должны изменить кредитно-денежную систему: либо путем
введения налога на любые излишки, которые люди начинают получать, либо
придумать такую денежную систему, которая не позволит этим излишкам возникнуть.
Но для того, чтобы
сделать все это, вы также должны преодолеть дихотомию частное-государственное и
прийти к общему режиму собственности. В определенный момент вам необходимо
будет создать базовый доход для людей, ведь если форма денег такова, что их
невозможно накапливать, то нужно гарантировать людям достаток. Вам нужно
сказать: «Вам не надо откладывать на черный день, ведь вы всегда будете
получать этот базовый доход, что бы ни случилось». Вам необходимо предоставить
людям безопасность именно через эти решения, чтобы вытеснить перспективу
частных накоплений.
Изменяя каждое из этих
противоречий, в конце концов, вы получите общество совершенно другого типа,
более рациональное, чем то, которое мы имеем сейчас. Сейчас, на самом деле,
происходит вот что: мы производим вещи, а затем пытаемся убедить потребителей
потребить все то, что мы производим, в независимости от того, нужно ли оно им в
действительности. Принимая это во внимание, мы должны сначала выяснить основные
потребности и желания людей, а затем мобилизовать систему производства для их
удовлетворения. Уничтожив действие меновой стоимости, мы сможем реорганизовать
всю систему совершенно другим способом. Так что мы можем представить себе
основное направление, по которому будет двигаться социалистическая
альтернатива, разрушая доминирующую сегодня повсюду форму накопления капитала.
Перевод: Александр Берегов
Впервые перевод опубликован на сайте Рабкор.ру
Комментариев нет:
Отправить комментарий