Дэвид Харви. Поднять город на борьбу с капиталом

 Силы капитала постоянно ведут борьбу за право диктовать свою волю на жизненные процессы города и на городское население, которые в свою очередь никогда не будут под их полным контролем. Перед нами встает важный стратегический и политический вопрос: в какой мере антикапиталистические инициативы должны сфокусировать свое внимание и организаторскую деятельность в поле города и городского?

Если урбанизация имеет такое большое значение в истории накопления капитала и если силы капитала и его бесчисленные союзники вынуждены постоянно мобилизовываться, чтобы раз за разом революционизировать городскую жизнь, то явления классовой борьбы (независимо от того, признаются ли они таковыми) в том или ином виде неизбежно включены в эту жизнь. Это является истиной хотя бы потому, что силы капитала постоянно ведут борьбу за право диктовать свою волю на жизненные процессы города и на городское население, которые в свою очередь никогда не будут (даже при самых благоприятных обстоятельствах) под их полным контролем. Перед нами встает важный стратегический и политический вопрос: в какой мере антикапиталистические инициативы должны сфокусировать свое внимание и организаторскую деятельность в поле города и городского? Если они вообще должны этим заниматься, то нужно чётко обозначить, каким образом и почему именно это делать?

История классовой борьбы в городском пространстве ошеломляет нас примерами. Успешные революционные выступления в Париже в 1789-1830х и 1848-1871 годах закончившиеся Парижской Коммуной представляют собой наиболее очевидный пример девятнадцатого века. Дальнейшие события, такие как Петроградский Совет, Шанхайская Коммуна 1927 и 1967 годов, Всеобщая забастовка в Сиэтле 1919, роль Барселонского восстания в испанской гражданской войне, восстания в Кордове в 1969, и масса городских восстаний в Соединенных Штатах в 1960-е, городские движения 1968 (Париж, Чикаго, Мексико-сити, Бангкок и др., в том числе так называемую "Пражскую весну; и подъем районной самоорганизации в кварталах Мадрида, предшествовавшей анти-Франкистскому движению в Испании примерно в то же самое время). Также не оставим без внимания движение, начавшееся в Нью-Йорке, а затем перекинувшееся на множество городов в США и по всему миру, все эти события предполагают, что в городском воздухе есть что-то политическое, что-то, что изо всех сил пытается найти форму выражения. 

Из этого короткого введения в городские политические движения неизбежно вытекают два вопроса. Является ли город (или система городов) лишь пассивной площадкой (или наличествующими сетями), местом появления, в котором находят себе выражение глубокие течения политической борьбы? На поверхности оно так и выглядит. Но также ясно, что некоторые характеристики городского пространства являются более благоприятными для мятежных протестов, чем другие – можно упомянуть центральную роль площадей в протестах – таких как Тахрир, Тяньаньмэнь и Синтагма; возможность построения баррикад на улицах Парижа по сравнению с улицами Лондона или Лос-Aнджелеса, или решающее положение города Эль-Альто соединяющего основные пути сообщения в провинции Ла-Пас. Поэтому политическая власть часто стремится реорганизовать инфраструктуру городов и городскую жизнь с оглядкой на контроль беспокойного населения. 

Самым известным случаем является реализация плана бульваров Османа в Париже между 1853 и 1870, которые уже в те времена рассматривались как средства военного контроля над гражданскими мятежами. Этот случай не является уникальным. Перепланировка внутренних городов в Соединенных Штатах в результате городских восстаний в 1960х была проведена для того, чтобы создать огромные шоссейные валы и рвы, между цитаделями дорогостоящей частной собственности в бизнес-районах и нищетой внутригородских кварталов для бедных. Жестокие столкновения, затеянные армией обороны Израиля ради подчинения оппозиционных движений в Рамалле на Западном берегу Иордана и, аналогичные действия армии США в Эль-Фаллуджа в Ираке сыграли решающую роль и заставили переосмыслить военные стратегии усмирения, охраны, и контроля над городским населением.

Такие оппозиционные движения как Хезболла и Хамас, в свою очередь, все более нацеливаются на урбанизированные стратегии восстания. Милитаризация – это не единственное решение, и, как продемонстрировали события в Фаллудже, далеко не самое лучшее. Плановые программы усмирения мятежей в фавелах Рио-де-Жанейро несут с собой урбанизированный подход к социальной и классовой борьбе с применением целого ряда различных государственная мер в проблемных районах. Со своей стороны, Хезболла и Хамас комбинируют военные операции, организованные внутри жестких сетей в городской среде со строительством альтернативных городских структур управления, включающие в себя все: от сбора мусора до социальных выплат и районного администрирования. Город здесь очевидно функционирует как место для политического действия и восстания. Реальные характеристики места важны, и
физическая и социальная перепланировка и территориальная организация этих пространств являются оружием в политических сражениях. В военных операциях выбор пространства для боевых действий и его перепланировка играют важную роль в определении конечного победителя. Таким же образом это работает в народных протестах и политических движениях в городских условиях. 

Второй важный момент: эффективность политических протестов часто измеряется с точки зрения их способности нарушать стабильность городской экономики. К примеру, весной 2006 года, в США в иммигрантской среде возникла широкая агитационная инициатива в ответ на предложение Конгресса ввести уголовную ответственность для нелегальных иммигрантов (некоторые из которых живут в стране уже на протяжении десятилетий). Массовое недовольство вылилось в стачку работников-иммигрантов, которая эффективно заблокировала экономическую активность в Лос-Анджелесе и Чикаго, а также и имела серьезные последствия в других городах.  Эта впечатляющая демонстрация политической и экономической мощи неорганизованных иммигрантов (как легальных, так и нелегальных), которые смогли нарушить производственный процесс, а также затормозить потоки товаров и услуг в крупных городских центрах, сыграла важную роль в приостановке слушаний предлагаемого закона.

Движение за права иммигрантов возникло словно из ниоткуда, и было
отмечено как удачливое спонтанное совпадение. Затем оно исчезло так же быстро, как и возникло, оставив после себя в дополнение к отмене закона два небольших, но значительных достижения: формирование постоянных иммигрантских рабочих объединений и возникновение новой традиции празднования 1 мая в США, как праздника демонстрации в поддержку чаяний трудового народа. Хотя последнее достижение и является чисто символическим, тем не менее, оно напоминает работникам (неорганизованным и организованным) о возможности их объединения в США. Одним из основных препятствий для реализации этой возможности также стал быстрый спад движения. Так как движение в основном являлось испаноязычным, ему не удалось эффективно вести переговоры с лидерами афро-американского населения. Это открыло дорогу для интенсивной пропаганды, организованной правыми СМИ, которые внезапно начали лить крокодиловы слезы о том, как афро-американские рабочие места активно занимаются нелегальными испаноговорящими иммигрантами. 

Скоротечность и непостоянство, характерные для массовых протестных движений, возникавших и угасавших за последние десятилетия, требуют отдельного комментария. Кроме глобальной антивоенной демонстрации 2003 года и движения за права рабочих-иммигрантов в США в 2006, существует еще масса оппозиционных движений с нестандартной хронологией и неравномерным географическим распределением.  Эти примеры включают в себя и восстания во французских пригородах в 2005 году и революционные всплески в большинстве стран Латинской Америки (от Аргентины в 2001-2002 до Боливии в 2000-2005), которые также контролировались и реабсорбировались доминирующими капиталистическими практиками. Будут ли популистские протесты indignados, прокатившиеся по всей Южной Европе в 2011 году, и возникшее чуть позже движения Оккупай Уолл-стрит оставаться настолько же энергичными? 

Понимание политических позиций и революционного потенциала таких движений является серьезным испытанием для исследователя. Изменчивая судьба и шансы на победу для антиглобалистского/альтерглобалистского движения, активного с конца 1990-х годов также предполагает, что мы находимся в очень специфической и, судя по всему, радикально иной фазе антикапиталистической борьбы. Формализованное через Всемирный социальный форум и его региональных ответвления, и все более ритуализированных как периодические демонстрации против Мирового Банка, МВФ, G7 (ныне G20), и любые другие международные совещания по широкому спектру вопросов (от изменения климата до расизма и гендерного равенства), - такое движение трудно представить, как что-то целое, ведь оно само по себе – «движение движений», а не целеустремленная организации. Нельзя сказать, что традиционные формы левой организации исчезли (левая политическая партия или боевая секта, профсоюз или активистское экологическое/ социальное движение, каким являются маоисты в Индии или движение безземельных крестьян в Бразилии). Но теперь они все, кажется, плавают в океане более разнородных оппозиционных движений, которые, как правило, не имеют общей политической платформы.

Отрывок из книги "Бунтующие города" в переводе Михаила Грибоедова