Успех Навального - вызов радикальным левым

Главным из этих выводов должен стать решительный пересмотр как нашей тактики в отношении протестного движения, так и форм политической организации. Вокруг существующего узкого круга единомышленников, изолированного от стремления к политическому участию десятков тысяч, мы должны создать работающую активисткую сеть, способную включать людей с улицы, готовых не на словах, а на деле бороться за изменение сложившегося порядка вещей.

Эти выборы не только показали рост «протестного голосования» и растущее недоверие к «партии власти», но и вывели на новый уровень принципиальную связь электорального процесса и внепарламентской уличной мобилизации, рожденную 5 декабря 2011 года. То, что случилось в Москве – высокий результат Алексея Навального и, главное, предшествовавшая ему кампания, – являются серьезным вызовом радикальным левым, который нуждается как в осмыслении, так и в решительных практических выводах.

Крайне низкая явка на этих выборах (на которую в первую очередь рассчитывали власти) и относительно небольшое в абсолютных цифрах количество голосов, полученных Навальным, не должны вводить в заблуждение. В кампании Навального с ее тысячами волонтеров впервые за два года обрело политические формы массовое протестное движение. Эти формы не были найдены снизу, не были предложены крайне левыми, осознававшими себя частью этого движения, но были успешно привнесены правым популистом, превратившимся на наших глазах практически в безальтернативного публичного лидера уличной оппозиции.

Между тем, опасность Навального не только в его антииммигрантской риторике, но в первую очередь в его агрессивных неолиберальных взглядах, в его пока негласной связи с секторами российского крупного бизнеса. Движение, которое еще в прошлом году было открытой площадкой для борьбы идей, сегодня стремительно превращается в пространство политической гегемонии правых. Подобная трансформация означает не только наше поражение в борьбе за политическое содержание движения, но и лишает его в целом потенциала роста за счет еще не включённых в политику социальных слоев, ограничивает его пределами крупных городов. Более того, движение в целом лишается перспективы подлинной демократизации системы, неизбежно предполагающей пересмотр ее оснований – «итогов приватизации» и антисоциального характера существующего государства.

Признавая это, в то же время нельзя не признать и того, что голосование за Навального во многом, если не в основном, определялось его протестным, внесистемным содержанием. У неопределенной «любой партии, кроме Единой России», за которую долгие годы опускали бюллетень, чтобы высказать этим недоверие власти, появилось имя. И самое главное — этот протест впервые не ограничивался лишь походом на выборы, но был напрямую связан с уличной активностью. На массовом митинге 9 сентября Навальный провозгласил рождение новой оппозиции, – «политической машины», которая, выйдя на общенациональный уровень, сможет сломать политическую систему. Однако эта «машина», включившая на полную копившееся так долго стремление к политическому участию тысяч людей, была выстроена исключительно под выборы. Алгоритмы ее работы, скопированные с лучших образцов американской электоральной мобилизации (например, кампании Барака Обамы 2008 года), плохо сочетаются с политической реальностью путинской России. Пропагандистская ориентация на «небывало честные выборы», утвержденная Володиным, оказалась явно неудачным экспериментом, который вряд ли будет повторен в ближайшее время.

Для того чтобы сохранить динамику созданной им активистской сети, Навальному придется ставить новые политические задачи — меньше связанные с простыми механизмами краткосрочной консолидации вокруг одной личности и больше - с его подлинной политической программой, которую он должен будет недвусмысленно озвучивать. Протестное движение, как и прежде, продолжает оставаться площадкой борьбы — все более сложной — за свое политическое содержание, за настроение и умы его участников. Успех кампании Навального — совсем не приговор этому движению, но напротив, свидетельство его огромного потенциала. Необходимо помнить, что пространство политики возникает и расширяется совсем не в тех формах, которые являются для социалистов наиболее предпочтительными и в точности соответствующими нашим взглядам — но в тех, которые определяются характером существующего общества.

Общества, потерявшего за два десятилетия неолиберальной гегемонии представления о солидарности, классовом сознании и способность к самоорганизации. Каким будет возрождение политики в этом обществе — зависит от тех, кто готов, преодолевая неблагоприятные обстоятельства, бороться за свои взгляды в действительном движении, а не оправдывать собственное бессилие верностью бесспорной риторике.

Да, та часть — лучшая часть — российского левого движения, которая пыталась вести такую борьбу с декабря 2011-го, сегодня, из-за полицейских репрессий и собственных ошибок, потерпела временное поражение. И тем, кто сегодня лишен свободы, — Сергею Удальцову, Алексею Гаскарову и другим узникам «болотного дела», так важно знать, что их борьба не проиграна окончательно. Что способные мыслить и действовать активисты смогут сделать необходимые выводы из истории выборов 8 сентября.

Главным из этих выводов должен стать решительный пересмотр как нашей тактики в отношении протестного движения, так и форм политической организации. Вокруг существующего узкого круга единомышленников, изолированного от стремления к политическому участию десятков тысяч, мы должны создать работающую активисткую сеть, способную включать людей с улицы, готовых не на словах, а на деле бороться за изменение сложившегося порядка вещей.

Илья Будрайтскис

Текст подписали: Игорь Дмитриев, Илья Матвеев, Аслан Мамедов, Сергей Акимов, Сергей Решетин, Алина Полякова, Альберт Саркисьянц, Александр Берегов.

Желающие прислали свои дополнения.  

Дополнения:

Дополнение 1

 

Я полностью разделяю тезисы заявления и хотел бы добавить кое-что от себя. Кампания Алексея Навального действительно может многому нас научить.

Если посмотреть на то, что происходит в России с декабря 2011 года по настоящее время под определенным углом, становится ясно: политическое участие постепенно перестает быть чем-то стигматизированным, запретным. Все больше людей чувствуют, что политическая борьба – нечто почетное, а вовсе не постыдное, что-то, чем можно гордиться, а вовсе не какой-то неловкий секрет, скрываемый от родственников и друзей. Кампания Навального – еще один шаг на этом пути. Политическое участие становится массовым, легитимным в глазах общества, наконец, просто популярным занятием. И мы, левые, должны учитывать это. Мы должны стать более технологичными и ориентироваться на результат, а не только на следование абстрактным принципам. Наступает эпоха массовой публичной политики, пусть не чисто электоральной, и мы должны приступить к решению сложнейшей, но теперь, в новых условиях, – вполне реализуемой задачи.

Мы должны найти способ достучаться до широких слоев населения, нашей традиционной социальной базы, создавая устойчивые, эффективно работающие сетевые структуры. «Машина», о которой говорил Навальный, должна стать политической машиной левых, соединяющей конкретные социальные требования с общей политической повесткой в форме социального движения в политике, или политизирующего движения в обществе.

Место, освобожденное для политики, мы должны заполнить нашей упорной и последовательной работой. Для этого нам необходимо переизобрести левую идентичность и левую повестку, проявив максимальную гибкость в формах организации и в формах пропаганды, но в то же время, не забывая о нашей главной задаче – наделении политической субъектностью самых широких слоев населения за рамками преуспевающего среднего класса. Тогда «болотные левые» могут стать заметной, а в конечном счете и доминирующей силой в российских протестах.

Илья Матвеев

 Дополнение 2

 

Демаркационная линия проходит не между теми, кто критически поддерживает инициативы Навального и теми, кто их не поддерживает, а между теми, кто чувствует свою причастность к происходящему и теми, кто никогда не хотел ничего иного, кроме как сохранять свою идентичность, существующую в качестве оградительной от мира стены. Политическая идентичность может что-то значить лишь в том случае, если агент участвует в актуальной политической борьбе, то есть если она сама возникает в участии.

Сейчас борьба разворачивается между системной стабильностью и теми силами, которые взрывают это воображаемое единство системной политики и алгоритмы ее действий. Все прочие позиции будут лишь модификацией в рамках этого конфликта. И мы полагаем, что те лакуны, в том числе идеологические, рождающиеся сегодня в протестном движении из-за неприятия фигуры Навального, должна восполнить левая оппозиция, осознающая себя более непримиримым врагом существующей власти, нежели все прочие. Но прежде чем поставить вопрос о власти, стоит заняться формированием своего политического видения, вопросом о том, на который мы должны ответить публично перед своими сторонниками – какие политические формы мы хотим провозгласить.

Видение, которое продемонстрировали многие из нас в ходе выборов мэров, схоже подчас с кремлевской стратегией замирения политического, оно предполагает, что ничего серьезного не произошло, все работает так, как и работало до того. Не говоря уже о фактической ошибочности такого высказывания, его главной проблемой становится его перформативность – мы не просто описываем, мы заявляем, что нечто так и должно быть.

Наша позиция диаметрально противоположна: произошло нечто уникальное для нашей политической жизни. Оба ответа просты, но в зависимости от того, как каждый на него ответит, будет принято решение: поддерживаем ли мы охранительные тенденции власти или мы вместе с теми, кто шел на выборы и участвовал в наблюдении, а это самая активная часть протеста, не имеющая при этом твердых политических убеждений, будем и дальше усиливать кризис политической системы, вместе порождая существо новой альтернативы?

А запрос на новую альтернативу, которая никоим образом не содержится в программных текстах и выступлениях Навального, давно уже поставлен. И это также вопрос о том, как привлекать тех, кто еще не имеет голоса. Тем не менее, в Навальном мы можем видеть сильного соперника, который на данный момент находится с нами по одну сторону решающего конфликта.

Альберт Саркисьянц

Дополнение 3

 

Массовый протест 2011-2013 годов изменял свои формы, но никак не содержание. В своем содержании – в выступлении против нынешней политической системы – протест заключал общее желание изменить систему – желание, чтобы Путин и его административный аппарат покинули все посты власти. Сегодняшний протест, обретающий политическую форму во многом благодаря фигуре Навального, предлагает нам тоже самое – смену власти. Но как левые, мы всегда предлагали альтернативный политический проект, который в своей основе должен кардинально переворачивать те основания, на которых стоит современная либеральная политическая модель. И именно поэтому слова Навального для нас представляют собой пред- и пост-выборный популизм, заигрывающий с националистической риторикой.

Мы, выступающие за новый проект свободной и социалистической демократии, в своих построениях исторически основываемся не на своих собственных утилитаристских или прочих стремлениях, а на общих базовых социальных, политических, культурных потребностей самореализации граждан как полноправных субъектов общественно-политического процесса. Только максимально расширяя левую повестку мы сможем включить множество различных идентичностей.

Альтернативный левый политический проект – это не идеологическая дискриминация «социализма для социалистов», а глобальная идея: общество, строящееся на базовых демократических основаниях, укорененных в гуманистическом и общечеловеческом левом проекте. Протест за последние полгода все же обрел имя, но не свою направленность. Левые должны реализовать эту направленность через расширение своей повестки, через радикализацию общедемократических требований, через привлечение заинтересованных из различных социальных слоев в преобразованиях общества в инициативные сети реализации этих интересов. Левый не обязательно тот, кто считает себя социалистом, коммунистом или анархистом - это не фиксированное понятие. Левое выражается максимально широко. Левый тот, кто желает лучшего и справедливого общественного устройства, для всех и для каждого.

Алина Полякова

Дополнение 4 

 

Много уже было разговоров о том, что «болотный» протест кончился. Тем не менее, каждый острый повод вновь и вновь выводит десятки тысяч людей на улицы и площади Москвы. Это позволяет говорить, что мы имеем дело не с мимолетным бунтом, а с движением людей, осознавших себя субъектом политического процесса, и это всерьёз и надолго.

Болотное движение ещё очень далеко от обретения конкретной политической формы. Как это ни парадоксально, об этом говорит фигура Навального. Только достигнув известной доли обезличивания, он смог сконцентрировать протестную энергию на себе. Если он и стал представителем оппозиционного движения, то преимущественно как фигура отрицания, как тот, кто бросает вызов власти. Говорить о том, что Навальный стал именем этого движения пока рано, скорее это был мощный повод для новой мобилизации, но именно что повод.

Не случайно именно выборы, а не какой-либо иной вопрос, стали главным мобилизующим механизмом массовых протестов. В России во всех слоях общества силён миф об ответственности власти за всё происходящее в стране. Нельзя сказать, что протестующие так уж не правы. Государственные структуры держат под контролем практически все сферы жизни общества. Но это не властный контроль, а скорее контроль собственника, выжимающего прибыль. Можно с полным основанием утверждать, что Россия – это failed state, выражающая предельное состояние социальной аномии, в котором пребывает российское общество. Это делает невозможным нормальное функционирование любой сферы жизни общества. Поэтому в конечном счёте все вопросы сходятся на вопрос о власти.

Новоявленная политика в России с самого начала оказалось политикой протеста, улиц и масс. Такая форма политики в перспективе открывает дорогу революции. От того, смогут ли левые завоевать себе трибуну в массовом движении, зависит то, какой будет их роль в поворотный момент истории. История – это не уравнение с заранее просчитываемым результатом, а пространство возможного, определяемое нашим участием в её круговоротах.

Аслан Мамедов

Впервые опубликовано на сайте Российского социалистического движения