Не так давно «Новый смысл» опубликовал
провокационную статью «другоросса» Андрея Песоцкого «Типичный коммунист.Портрет бумажного героя». Этот выпад, конечно, не мог вызвать ничего, кроме
ответного памфлета, вышедшего из-под пера левого активиста Ивана Овсянникова, -
«Нацбол не в своей песочнице». Как и следовало ожидать, разгоревшаяся
публицистическая дуэль не вышла за рамки хрестоматийного «сам дурак», однако
даже эта неказистая полемика может сослужить полезную службу, став отправной
точкой для саморефлексии о состоянии левых в современной России. В этом смысле
провокативный текст Песоцкого — часть той силы, что «вечно хочет зла, но
совершает благо».
Обвинение левых в заигрывании с различными
меньшинствами, гендерным вопросом или защитой черепашек в ущерб борьбе за
настоящие интересы пролетариата — не оригинально, и, как минимум, указывает на
отсутствие у обвинителя чувства историзма. Как можно утверждать, что вопросы
феминизма чужды рабочему движению, если большинство современных рабочих — не
покрытые потом и машинным маслом белые гетеросексуальные мужчины-молотобойцы, а
работницы потогонных швейных фабрик и корпоративных плантаций, продавщицы
гипермаркетов, ресторанная и гостиничная обслуга, офисные служащие? «Само слово
“пролетариат”, — как пишет британский марксист Терри Иглтон, — происходит от
латинского “proles”, что означает «потомство»; соответственно, им называли тех,
кто был настолько беден, что не мог служить государству ничем, кроме своего
чрева. Слишком обездоленные, чтобы участвовать в экономической жизни каким-либо
иным способом, женщины-пролетарии производили рабочую силу в виде сыновей…» Уже
из одного этого исторического факта видно, что вопросы равноправия женщин вовсе
не чужды ни марксистам, ни рабочему движению.
Ирония подобных обвинений вдвойне очевидна, если мы
вернёмся лет на сорок назад. Именно тогда возникают так называемые «новые
левые» в противовес полностью интегрировавшимся в буржуазную систему
классическим рабочим партиям (как социал-демократическим, так и
коммунистическим). Оглядываясь по сторонам, они обнаружили трогательный
консенсус вчерашних радикалов, профсоюзов, либералов и консерваторов вокруг
необходимости развития государства всеобщего благосостояния и снижения
социального напряжения за счёт перераспределения богатств в пользу низшей трети
общества. Стоит ли удивляться, что рабочий класс, в основной своей массе,
остался глух к революционным призывам студенчества? Действительно, причин для
бунта оставалось не так много, а вот потерять можно было и стабильную работу, и
постоянно растущую заработную плату, и медицинскую страховку, и так далее.
Конечно, это не означает, что в 60-е годы капитализм построил идеальное
общество, но спустя десятилетия можно утверждать, что в тот момент он достиг
пика в своём гуманном отношении к ещё вчера проклинаемому и опасному классу
пролетариев.
И, тем не менее, государство всеобщего
благосостояния породило новых недовольных. Да, они не страдали от голода и не
надрывались на тяжелой физической работе, как их отцы, но они прекрасно видели,
что обещанный им идеал всеобщего равенства отнюдь не становится ближе. Они
видели, что вчерашние радикалы довольны своим местом в рамках парламентской
системы и больше не зовут на баррикады. Однако оказалось, что антагонизм и
недовольство отнюдь не исчезли из общества. Герберт Маркузе призывает обратить
внимание на различных маргиналов и меньшинства внутри системы — именно они
становятся в 60-е годы тем революционным субъектом, который способен на
настоящий разрыв с существующим положением вещей, в отличие от интегрированных
и подкупленных социальными пособиями пролетариев.
Нетрудно заметить, что спустя 30 лет неолиберальных
реформ подобный политический прогноз кажется ошибочным. Однако именно движения
за права женщин, национальных меньшинств и ЛГБТ казались революционерам 60-х
теми силами, которые способны взорвать рутину классового компромисса и не могут
быть адаптированы существующей буржуазной политической системой.
В очередной раз капитализм и создаваемые им
политические институты оказались куда более живучими и приспособляемыми. Когда
волна, поднятая маем 1968 года, схлынула, а разочарование вчерашних радикалов
превратилось в открытую реакцию, проблемы пола, национальности, сексуальности
получили своё воплощение в концепции политкорректности, которая, как и
государство всеобщего благосостояния, не столько решала их, сколько
интегрировала в приемлемый политический контекст.
Нет ничего удивительного, что сегодня борьба за
права меньшинств воспринимается многими как своего рода либерализация левых, в
противовес подлинным хранителям ленинских/махновских скрижалей мудрости. Но
подобный дуализм малопродуктивен. Рабочее движение никогда не выступало в
качестве единоличной силы. Напротив, оно всегда было окружено союзниками —
вспомним хрестоматийных крестьянских депутатов и городскую интеллигенцию.
Однако главная проблема российских левых заключается в том, что наследие
Великого Октября полностью лишает их необходимости анализировать окружающую
реальность. Действительно, зачем напрягать мозг, когда рецепт давно описан:
выпускаешь малотиражную газету, едешь к проходной самого большого завода и так
строишь настоящую рабочую партию, не забывая время от времени обличать внешних
и внутренних оппортунистов.
Бог с ним, что газета большевиков была не просто
средством донесения партийного мнения, но и своего рода социальной сетью,
объединявшей людей и позволявшей обмениваться информацией. Выполняют ли эту
функцию современные левые газеты? Нет. Не всё так просто и с проходными
заводов. Задолго до прошлогоднего кризиса российские левые любили рассказывать
про то, что рабочий класс сегодня гораздо шире промышленного пролетариата и к
нему одному не сводится. Однако стоило некоторой части левых столкнуться с
уличными протестами, как они тут же уличили их в неправильности, так как не
видно в них активного участия рабочих. Но капитализм тем и отличается от своих
предшественников, что постоянно изменяется, переформатируя и социальную
структуру. Вечные и неизменные рабочие-молотобойцы существуют только в
фантазиях - на деле рабочий класс подвергается постоянному изменению. От
работников рассеянных мануфактур — к пролетариям индустриальной революции,
затем к конвейерным зомби фордистко-тейлористкой организации труда и, наконец,
к негарантированным трудовым отношениям неолиберальной эры гибкой занятости.
Здесь кроется одна из самых главных бед российского
левого движения. Мы не знаем, как функционирует российский капитализм. Стоит
напомнить, что Ленин, прежде чем заняться вопросом партийного строительства,
разрешил для себя вопрос, связанный с развитием капитализма в России. Сделал он
это, работая со статистикой, сравнивая и анализируя, а не слепо доверяя данным
соцопросов, чем грешат его самоназванные последователи сегодня.
Сложно себе представить, как Владимир Ильич строил
бы свои политические выводы на данных опросов какой-нибудь «канцелярии Его
Императорского Величества» о количестве кулаков, середняков и бедняков в
русской деревне. Современные левые отнюдь не стесняются пользоваться данными
ВЦИОМа или ФОМа при анализе классовой составляющей участников декабрьских
митингов. Не Карл Маркс, а безвестный социолог средней руки становится у нас
эталоном для определения того, кто является рабочим классом, а кто - нет.
Следствием этого является другая проблема левых —
абсолютизация своего локального опыта. Представим себе город N, где работают
несколько сборочных автомобильных производств и существует настоящий профсоюз
авторабочих. Будьте уверены, что левые активисты из этого города без всяких
обиняков заявят вам, что будущее есть только у рабочей партии, а левым надо или
идти на завод или создавать кружки самообразования для рабочих. А теперь
отправимся в город Y, где современных автосборочных заводов нет и не будет, так
как расположен он слишком далеко от финансовых центров и международной
транспортной инфраструктуры. Все заводы, которые существуют здесь с советских
времён, балансируют на грани выживания, сокращая работников по тысяче человек в
год. Зато здесь есть развитое социальное движение, масса инициатив в защиту
жителей общежитий, против уплотнительной застройки и так далее. Левые из этого
города будут отстаивать идею необходимости работы с низовыми инициативами
граждан и скептически относиться к актуальности рабочей борьбы.
Что может объединить эти, казалось бы,
разнонаправленные левые группы? Сделать это может непротиворечивое объяснение
того, как и куда развивается отечественный капитализм. Именно это знание
позволит выработать адекватную стратегию. Для этого левые должны освободиться
от своей склонности к социологизированию в пользу анализа экономической
статистики. Не защита ЛГБТ, а отсутствие убедительного для других плана
преодоления существующей капиталистической действительности, словно чугунная
гиря, тянет левых вниз.
Под названием "Марксизм vs догматизм" впервые опубликовано на сайте НОВЫЙ СМЫСЛ
Комментариев нет:
Отправить комментарий