Мумия Абу-Джамал. "Большой брат" стал узаконенной реальностью

В одной Калифорнии заключенных больше, чем во Франции, Бельгии, Англии и еще четырех-пяти странах вместе взятых. Тогда мы и представить не могли, что до такого дойдет. То, что происходит с этой системой сегодня, – ужасно. Жертвами этого пенитенциарно-промышленного комплекса стали миллионы человек. Это мужчины, женщины и дети. Такое количество заключенных – жертв массовых репрессий не может не влиять на общество в целом. Не только на семьи заключенных, а на коллективное сознание всего общества. Общество пронизывает страх, силу и глубину которого мы не можем даже представить.

 

– Спасибо большое, что согласились на интервью. Вы провели почти 30 лет в ожидании исполнения смертного приговора, сейчас вы в тюрьме пожизненно без права на досрочное освобождение. Если бы вы сейчас могли оказаться где угодно, какое место вы бы выбрали и чем бы вы занимались?

– С самого раннего возраста я был, так сказать, гражданином мира: меня всегда интересовали события, происходящие в разных странах. Я привык думать о том, как живут люди по всему миру. Поскольку я афроамериканец, мне, конечно, хотелось бы побывать в разных частях Африки, но в то же время у меня много друзей и дорогих мне людей во Франции – я бы хотел показать жене и детям ту улицу в Париже, которую назвали в мою честь.

– В каком событии, произошедшем за последние 30 лет, вы хотели бы принять участие, если бы была такая возможность?

 – Во-первых, конечно же, я бы хотел стать частью движения против апартеида в ЮАР, потому что это событие изменило ситуацию не только в ЮАР, но и во всем мире. Это была борьба против расового неравенства, за свободу и достоинство африканского народа. Поэтому, конечно, в первую очередь, я выбрал бы ЮАР... Ну а вообще, меня всегда тянуло туда, где люди борются за свободу, – именно эта борьба мотивирует меня, дает мне силы.

– В конце месяца вам исполнится 58 лет. Получается, что половину жизни вы провели за решеткой. Многие даже и представить себе не могут такого. А как на вас это повлияло?

– На самом деле, в ожидании смертной казни прошла большая часть моей жизни. Это не могло не повлиять на мое сознание, на то, как я вижу мир и взаимодействую с ним. Мне нравится думать, что значительную часть этого времени я бы провел вне тюрьмы, что хотя бы в моем воображении я был на свободе, я путешествовал. Но это всего лишь фантазии.

На самом же деле, большую часть своей жизни я провел в ожидании исполнения приговора. И в каком-то смысле, может быть, не физически, а психологически я по-прежнему чувствую себя приговоренным к смертной казни.

– Ваша судьба для многих стала ярким примером несправедливости в работе судебной системы. Вы сами верите в справедливый суд? В одной из своих книг вы называете работу пенитенциарной системы США «войной против бедных» и говорите, что новые тюрьмы строятся, чтобы избавиться от бедных и бездомных. Осталась ли у вас хотя бы слабая вера в правосудие, учитывая то, как сложилась ваша собственная жизнь?

– В юности, когда я был членом партии «Черные пантеры», я участвовал в протестах против политически мотивированного заключения Анджелы Дэвис, которые проходили в центре Нью-Йорка. Как многие «Черные пантеры», я читал ее работы. Она критиковала устройство тюремной системы США. В своих работах она называла общее количество пленников этой системы – 250–300 тысяч заключенных по всей стране. Уже тогда это было проблемой, требующей решения. Это был кризис, ситуация была сравнима с фашистским режимом.

Сегодня, 30–40 лет спустя, в одной только Калифорнии насчитывается 300 тысяч заключенных. В одной Калифорнии заключенных больше, чем во Франции, Бельгии, Англии и еще четырех-пяти странах вместе взятых. Тогда мы и представить не могли, что до такого дойдет. То, что происходит с этой системой сегодня, – ужасно. Жертвами этого пенитенциарно-промышленного комплекса стали миллионы человек. Это мужчины, женщины и дети. Такое количество заключенных – жертв массовых репрессий не может не влиять на общество в целом. Не только на семьи заключенных, а на коллективное сознание всего общества. Общество пронизывает страх, силу и глубину которого мы не можем даже представить.

– Вы затронули столько важных экономических и социальных вопросов. Какой аспект вы бы хотели изменить в первую очередь?

– Невозможно изменить какой-то один аспект в отрыве от всех остальных. Хотя, безусловно, вопрос интересный, и я бы подумал. Но суть в том, что все элементы этой системы взаимозависимы, изменения в одном элементе приводят к изменениям в других. Еще философ Антонио Грамши говорил о «гегемонии» идеологической сферы, которая довлеет над всеми остальными. В силу этого невозможно изменить какой-либо один аспект, чтобы тот, в свою очередь, изменил всю систему или хотя бы повлиял на что-то еще.

Это один из уроков гражданского движения 1960-х годов: те, кто боролись за гражданские права, требовали изменения системы школьного образования, интеграции и т.д. Так вот проблема в том, что сейчас в подавляющем большинстве школ, где обучаются темнокожие американцы – из малоимущих или рабочих семей, – сегрегация ничуть не меньше, чем была у их бабушек и дедушек. Только теперь сегрегация проходит не только по расовому, но еще и по классовому признаку.

 В первую очередь, по классовому признаку, который затем трансформируется в расовый. Известный исследователь Джонатан Козол, занимавшийся проблемами образования в Америке в течение сорока лет, написал в одной из недавних книг, что в американской системе образования присутствуют элементы апартеида. Я часто общаюсь со своей семьей – с женой и детьми, и даже с внуками – и делаю неутешительный вывод: школа, в которую ходят мои внуки, хуже, чем та, где много лет назад учился я сам.

Это приговор всей системе, и произошло это именно из-за того, что предыдущие поколения уделяли внимание лишь одному аспекту проблемы. Ситуация все хуже и хуже. И несмотря на официальные панегирики, ситуация с американскими школами напоминает мне трагедию. Других слов я не нахожу. Хотя нет, я скажу по-другому: ситуация во многих школах в районах, где преобладает темнокожее население или выходцы из Латинской Америки, напоминает даже не трагедию. Речь идет о преступлении.

– Сейчас, с принятием закона о национальной безопасности, следить и задерживать граждан станет гораздо проще. Как вы думаете, «большой брат» теперь открыто показал свое истинное лицо в США?

– Давайте посмотрим на это следующим образом: если снова взглянуть на контрразведывательную программу КОИНТЕЛПРО, тогда получается, что все в ФБР – и руководство, и агенты – знали, что все, что они тогда делали, было противозаконно. Агентов ФБР обучали незаконно проникать в помещения, проводить так называемые тайные разведывательные операции и тому подобное, то есть совершать преступления, но при этом им говорили: «В твоих интересах не попасться, потому что если попадешься, сядешь в тюрьму, и мы тебя знать не знаем. Пеняй тогда на себя».

То есть что происходило последние 20–30 лет? Не только закон о национальной обороне, но и так называемый «Патриотический акт» сделали все, что считалось противозаконным в 1950-е, 60-е и 70-е годы, законным. Они придали этому статус законности. Они придали статус законности всем тем вещам, которые сами управленцы и агенты ФБР считали ранее преступными.

 Это означает, что теперь они могут просматривать вашу почту, без проблем читать вашу электронную почту, прослушивать телефоны – они все это делают, и хотя они делают это во имя национальной безопасности, тем не менее, они это делают. Можно сказать, что сегодня мы живем в государстве национальной безопасности, в котором «большой брат» стал узаконенной реальностью.

– За какого кандидата в президенты США вы бы отдали свой голос?

– Ни за кого. Скорее всего, ни за кого. Я бы сказал так – на сегодняшний день нет никого, за кого я бы с чистой совестью отдал свой голос, потому что большинство кандидатов принадлежат двум политическим партиям, и в том, что они говорят, я слышу какое-то сплошное безумие, отсутствие смысла, желание вернуться в какие-то стародавние времена, в 50-е годы. Или же они говорят о необходимости навечно утвердить имперский статус и имперские амбиции США. Господи, да за что тут голосовать? Сколько людей, сознательно идущих на выборы, голосует за империализм, за войну, за то, чтобы их дети, отцы и даже матери оказались в армии, приняли участие в массовых убийствах или же стали жертвами?..

– Вы поддержали движение Occupy Wall Street. Думаете ли вы, что это восстание может изменить Америку и пойти стране на пользу?

– Я думаю, что это начало такого восстания. Оно должно быть глубже, шире, должно затрагивать проблемы наименее состоятельных слоев населения и рабочего класса. Думаю, что это очень хорошее начало, но этому движению еще надо вырасти – оно должно быть более масштабным и агрессивным.

– Какое послание вы хотели бы донести до своих сторонников?

– Цитируя Кваме Туре, «Организуйтесь, организуйтесь, организуйтесь». Я вас всех люблю. Спасибо, что боретесь за меня, давайте вместе бороться за свободу.

Впервые опубликовано здесь