Декабрьский кризис отлаженного за десятилетие механизма «суверенной демократии», говоря словами последнего Генсека КПСС, показал, кто есть ху на политическом небосводе России. И оппозиционеры всех мастей, и правящая клика оказались в равной степени не готовы к массовому общественному подъёму. Впрочем, история знает множество примеров того, как самые значительные изменения начинались с, казалось бы, незначительного события, например требования честных выборов.
Впрочем, и власть и оппозиция, попытались увеличить за счёт протестов свой политический капитал. Что касается простых участников уличных акций, то они во многом остались неудовлетворенными. Неспособность правящей группы разрешить конфликтную ситуацию указывает на то, что сторонники «старого порядка» во главе с Путиным в значительной степени утратили возможность для маневра. Перефразируя Ленина, можно сказать, что верхи не могут управлять по-прежнему, но настойчиво продолжают это делать. Именно это и является залогом дальнейшего углубления политического кризиса после президентских выборов в марте месяце.
Ельцинско-путинская политическая модель, — выстраивавшаяся все эти годы и ещё недавно, казалось, твердо стоящая на земле, — неожиданно утратила опору под ногами. Система эта строилась на неформальных связях, и в этом был залог как её прочности, так и её слабости. При всём не сходстве характеров Ельцина и Путина (один предпочитал «литробол», а другой больше интересуется дзюдо и художественной гимнастикой) принцип семейственности в организации власти оставался неизменным. Небольшая модернизация, осуществленная в путинское двенадцатилетие, заключалась в том, что круг «семьи» стал включать в себя не только и не столько непосредственных родственников президента, сколько его сослуживцев, как из числа спецслужб, так и коллег по аппарату «мэра-демократа» Собчака и представителей крупного бизнеса. Все они в обмен на личную вассальную верность получали доступ к экономическим активам и иммунитет к законам. С вершины властной пирамиды этот принцип был распространен на всю бюрократию, которая в обмен на лояльность получила индульгенцию и ярлык на кормление со своих синекур. Естественно, что в этих условиях соблюдение правовых норм и демократических процедур выглядело не более как вынужденная причуда. Путину и его окружению совершенно очевидно, что утрата контроля над любым сегментом административного или политического аппарата будет означать для них утрату контроля над экономическими активами. А это равносильно добровольному самоубийству.
В период политической апатии сложившаяся система спокойно функционировала, отсеивая и маргинализируя всех недовольных подобным положением вещей. Однако в условиях глобального экономического кризиса и политического пробуждения масс выявился её главный недостаток, а именно — крайняя степень персонализации власти. Недра бюрократической машины оказались настолько бесплодны, что Путину пришлось вновь заявить о желании занять кресло президента. Однако в отличие от 1999 года Путин перестал быть тёмной лошадкой, честным офицером спецслужб, которые, как казалось многим, только и способны остановить олигархическую вакханалию 90-х. Антисоциальная политика, продолжающаяся деградация экономики, непопулярные реформы в сфере образования и здравоохранения, полное игнорирование общественного мнения — всё это словно пудовые гири тянут Путина в пугающую пустоту электорального провала.
Замешательство, вызванное декабрьскими митингами, однако довольно быстро сменилось в правящей клике попыткой переиграть оппозицию на её же поле. Наступление идёт сразу на нескольких фронтах. С одной стороны свой пост потерял одиозный Владислав Сурков, известный как архитектор «суверенной демократии». Вместе с тем действующий президент внёс законопроекты, которые смягчают политический климат, повышая температуру от легких заморозков до «околоноля». Возвращая нас, таким образом, в эпоху позднего ельцинизма, которую сложно назвать венцом демократии. Однако часть либеральной оппозиции уже и эту сомнительную уступку готова воспринять как грандиозный успех протестов.
С другой стороны, очевидно, что предвыборный образ Путина строится как образ кандидата от простых трудящихся, крестьян и национально мыслящей интеллигенции. Соответственно его противники, выходящие на Болотную площадь в Москве, легко превращаются из «креативного класса» в зажравшихся москвичей, возглавляемых или ассоциируемых с весьма непопулярными за пределами Садового кольца либеральными политиками вроде Немцова, Кудрина, Прохорова и т.д. Лозунг «Хватит кормить Москву!» по популярности не уступит известному лозунгу правых. Таким образом, непопулярность либералов, стремящихся получить свою «Манежку», — вне зависимости соответствует это притязание действительности или нет, — играет на руку кандидату Путину.
В этой ситуации значительно возрастает роль парламентской оппозиции. Как бы ни хотелось думать либералам о том, что успехи КПРФ и «Справедливой России» являются лишь простым следствием протестного голосования под лозунгом «За любую партию, кроме “Единой России”», это не совсем так. Значительную часть голосовавших за них людей, несомненно, привлекла риторика защиты социального государства и более справедливого перераспределения средств, получаемых от продажи природных богатств. Стремление к социальному равенству оказалось у участников выборов выше, чем интерес к пресловутому «русскому вопросу». Однако в начавшихся по итогам парламентских выборов протестах этот мотив был напрочь заглушен «общедемократическими требованиями».
Наиболее неприемлемый для Кремля представитель левых внесистемных сил Сергей Удальцов подвергся тюремной изоляции, а представители ультралиберальной оппозиции Борис Немцов и Владимир Рыжков получили из рук властей право на протест и право выступать от имени недовольных. В то время как парламентская оппозиция впала в ступор и не смогла или побоялась возглавить народные выступления. Уменьшая возможность левых влиять на настроения пробудившихся к политике масс, с одной стороны, и предоставляя право голоса сторонникам экономического ультралиберализма, с другой, власть стремится убить сразу двух зайцев.
Отождествляя протестующих с такими фигурами как Немцов, Кудрин и Прохоров режим Путина стремится восстановить потерянное равновесие и возможно получить дополнительные очки перед президентскими выборами. Вместе с тем, этот маневр готовит запасной парашют для дальнейшего выживания системы, сложившейся при Ельцине и продолжившей своё существование при Путине. Подобно тому как «гарант демократии» под давлением правящего класса вынужден был передать бразды правления преемнику, так же и нынешний «национальный лидер» в случае потери легитимности вынужден будет оставить свой пост под давлением политических и экономических элит. Однако правящие кланы должны быть уверены, что при перемене президентов сама система останется неизменной. Именно поэтому та часть оппозиции, что стоит на ультрарыночных/национал-демократических позициях, легитимизуется Кремлем, а голос сторонников социального равенства всячески приглушается.
Однако партия ещё не закончена. Великий немой всё ещё представляет загадку не только для социологов, но и для политических сил. Дни после 4 марта станут моментом истины, как для сторонников «старого порядка», так и для его противников и развязка во многом будет зависеть не только от простых граждан, но и политической оппозиции. Её готовности отстаивать права людей, доверивших им свой голос в надежде получить более справедливое общество и экономику. Любое промедление или попытка согласиться с результатами, предложенными «волшебником Чуровым», будет означать для них политическую смерть и невозможность дальнейшего разрешения политического кризиса в рамках конституционного поля. В марте этого года все мы будем иметь возможность наконец-то покончить с ельцинским наследием, как в виде «суверенной демократии», так и в облике «либеральной оппозиции» и её националистического охвостья. Второго шанса у нас может уже и не быть.
Александр Шаров
01.02.2012
Впервые опубликовано на сайте "Новый смысл" : http://www.sensusnovus.ru/opinion/2012/02/05/12703.html
Комментариев нет:
Отправить комментарий