Левые всех направлений
(за немногими исключениями) серьезно недооценили опасность. Они не заметили
подступающей коричневой волны и не посчитали необходимым начать антифашистскую
мобилизацию. Некоторые левые течения рассматривают крайне правых как всего лишь
побочный продукт кризиса и безработицы, а значит, бороться надо против этих
явлений, а не против фашизма самого по себе. Такие экономистские рассуждения
обезоруживают левых перед лицом идеологического расизма, ксенофобии и
национализма ультраправых.
Предисловие от редакции Открытой Левой: Спустя месяц после
оглушительного электорального прорыва ультраправых на выборах в Европарламент
его причины продолжают оставаться в центре общественной дискуссии в странах
Западной Европы. И очевидно, что слишком часто (и левыми не в последнюю
очередь) в этой дискуссии используются штампы и широкие (а потому неверные)
обобщения. Общую девальвацию понятий традиционной политики многократно
усиливают и последствия ожесточенной пропагандисткой войны вокруг украинского
кризиса, в которой обвинения в фашизме (равно как и антифашистские декларации)
давно превратились в бессмысленные и потертые от постоянного использования
клише. В своих «Тезисах» известный французский марксистский теоретик Михаэль
Леви пытается переосмыслить природу подъема ультраправых, имеющую куда больше
объяснений в сегодняшнем дне, чем в привычном поиске примеров из прошлого.
I. Европейские выборы
подтвердили тенденцию, наблюдавшуюся в последние годы в большинстве европейских
стран: впечатляющий подъем крайне правых, беспрецедентное явление с 1930-х
годов. В ряде стран это движение получило на выборах от 10 до 20% голосов, а в
трех странах (во Франции, Англии, Дании) — между 25 и 30%. На самом деле,
влияние крайне правых шире, чем их электорат: они заражают своими идеями и
«классических» правых и даже часть левых социал-либералов. Французский случай
является самым серьезным, прорыв Национального фронта превзошел все ожидания,
даже самые пессимистичные. Как писал в своей недавней редакционной статье сайт
«Mediapart», «Настал их исторический момент».
II. Спектр этих крайне
правых очень разнообразен, тут есть и откровенно неонацистские партии, такие
как греческая «Золотая Заря», и буржуазные силы, полностью встроенные в
институциональную политику, такие как швейцарская Народная партия. Их всех
объединяет шовинистический национализм, ксенофобия, расизм, ненависть к
мигрантам ( в особенности «неевропейским») и цыганам (кстати, старейшей
европейской нации), исламофобия, антикоммунизм. Всему этому часто сопутствует
антисемитизм, гомофобия, женоненавистничество, авторитаризм, презрение к
демократии, евроскептицизм. По другим вопросам, — например, выступают ли они за
или против неолиберализма или светского характера государства, — единства в
этом движении не наблюдается.
III. Было бы ошибкой
полагать, что фашизм и антифашизм— явления, принадлежащие прошлому. Конечно,
сегодня это не массовые фашистские партии, сравнимые с немецкой НСДАП 1930-х
годов, но даже тогда фашизм не сводился лишь к этой модели: испанский франкизм
и португальский салазаризм сильно отличались от итальянского или немецкого
варианта. Важной составляющей европейских крайне-правых сегодня является
фашистская и / или неонацистская матрица, как в случае с греческой «Золотой
Зарей», венгерской Jobbik, украинскими «Свободой» и «Правым сектором» и т.д. Но
есть и другие формы, такие как французский Национальный фронт, австрийская
Партия свободы, бельгийский «Фламандский интерес» и прочие, чьи основатели
имели тесные связи с историческим фашизмом и силами, сотрудничавшими с Третьим Рейхом.
В других странах, таких как Нидерланды, Швейцария, Англия, Дания, крайне правые
партии не имеют фашистских корней, но разделяют расизм, ксенофобию и
исламофобию с перечисленными выше организациями. Чтобы доказать, что крайне
правые изменились и больше не имеют ничего общего с фашизмом, часто приводят
тот факт, что они принимают парламентскую демократию и участвуют в выборах.
Напомним, что Адольф Гитлер стал рейхс-канцлером благодаря легальным выборам в
Рейхстаг, а маршал Петен был избран главой государства парламентом Франции.
Если Национальный фронт придет к власти путем выборов, — чего, к сожалению, мы
не можем исключать, — что останется от французской демократии?
IV. Экономический
кризис, который длится в Европе с 2008 года, за исключением греческого случая
скорее благоприятствует крайне правым, чем левым радикалам. Соотношение этих
двух сил совершенно разбалансировано, что отличается от ситуации в Европе
1930-х, когда шел одновременный подъем фашизма и левого анти-фашизма. Нынешние
крайне правые, несомненно, выиграли от кризиса, но это не объясняет всего: в
Испании и Португалии, странах, сильнее всего пострадавших от кризиса, крайне
правые остаются маргинальными. А греческая «Золотая Заря», хотя и показывает
значительный рост числа своих сторонников, но все же остается далеко позади
Коалиции радикальных левых (СИРИЗА). При этом в Швейцарии и Австрии, двух
странах, наименее затронутых кризисом, поддержка крайне правых составляет более
20%. Поэтому следует избегать чисто экономических объяснений, которые часто
выдвигаются левыми.
V. Исторические
факторы, несомненно, играют тут свою роль: в некоторых странах это большая и
старинная традиция антисемитизма; не прерывавшиеся со времен Второй мировой
войны движения коллабрационистов; колониальная культура, которая пронизывает
мышление и поведение и много лет спустя после деколонизации, — и не только в
странах, бывших некогда империями, но почти во всех европейских государствах.
Все эти факторы присутствуют во Франции и могут объяснить успех Ле Пен.
VI. Понятие
«популизма», которое используется некоторыми политологами, СМИ и даже левыми
партиями, не в состоянии полностью объяснить рассматриваемого явления, и часто
только вносит еще большую путаницу. Если в Латинской Америке с 1930-х по 1960-е
термин относительно точно отражал явления, связанные с именами Жетулио Варгаса
или Хуана Перона, то его применение к европейским процессам, идущим с 1990
года, становится все более расплывчатым и неточным. Популизм определяется как
«политическая позиция, которая противопоставляет народ элитам», что справедливо
почти для любого движения или партии. Этот псевдо-концепт, применяемый к крайне
правым партиям — вольно или невольно —
узаконивает правых и делает их приемлемыми, а то и симпатичными, — разве не
встают они на сторону народа против элит? При этом применительно к крайне
правым избегаются слова, которые могут вызвать раздражение— расизм, ксенофобия,
фашизм. А неолиберальные идеологи используют «популизм» для своих мистификаций,
конструируя амальгаму из «популизма крайне левых и крайне правых», которой
противопоставляется либеральная политика, «европейские ценности» и так далее.
VII. Левые всех
направлений (за немногими исключениями) серьезно недооценили опасность. Они не
заметили подступающей коричневой волны и не посчитали необходимым начать
антифашистскую мобилизацию. Некоторые левые течения рассматривают крайне правых
как всего лишь побочный продукт кризиса и безработицы, а значит, бороться надо
против этих явлений, а не против фашизма самого по себе. Такие экономистские
рассуждения обезоруживают левых перед лицом идеологического расизма, ксенофобии
и национализма ультраправых.
VIII. Ни одна
общественная группа не застрахована от коричневой чумы. Идеями крайне правых, а
конкретно, расизмом, заражена большая часть не только мелкой буржуазии и
безработных, но и рабочего класса, и молодежи. Во французском обществе это
особенно бросается в глаза. Эти идеи не имеют никакого отношения к реальной
ситуации с мигрантами: лучше всего за Национальный фронт голосуют сельские
районы, где отродясь не видели ни одного мигранта. Число проживающих на
территории Франции мигрантов и цыган (недавно ставших поводом для впечатляющей
волны расистской истерии, которой немало помог тогдашний «социалистический»
министр внутренних дел Мануэль Вальс) составляет меньше 20 000.
IX. Еще один
«классический» левый анализ крайне правых течений сводится к тому, что фашизм
служит инструментом крупного капитала для подавления революции и рабочего
движения; но поскольку сегодня рабочее движение очень слабо, а революционная
опасность отсутствует, крупный капитал не заинтересован в поддержке правых
движений, и, следовательно, угрозы коричневого наступления не существует. Но
это, опять же, экономистская точка зрения, которая не учитывает
самостоятельности, присущей политическим явлениям. Такой подход игнорирует то
обстоятельство, что избиратели могут голосовать за партию, которая не угодна
крупному капиталу, — а крупный капитал, не обладая слишком твердыми моральными
принципами, может приспосабливаться к любым политическим режимам.
Х. Не существует
волшебного рецепта для борьбы с крайне правыми. Конечно, нужно
руководствоваться критически воспринятыми антифашистскими традициями прошлого,
но требуются и новые инструменты, которые соответствовали бы тем новым формам,
которые принимает это явление. Нужно понять, как соединить местные низовые
инициативы с организованными и структурированными социально-политическими и
культурными организациями и движениями на национальном и континентальном
уровне. Необходимо новое объединение всего спектра «республиканских» сил,
однако организация антифашистского движения будет устойчивой и эффективной,
только если она приведет в движение и те силы, которые находятся за пределами
господствующего неолиберального консенсуса. Это борьба, которая не может быть
ограничена границами одной страны, и должна быть организована по всей Европе.
Борьба с расизмом и солидарность с жертвами являются принципиальными
составляющими этого сопротивления.
Впервые опубликовано на сайте OpenLeft.ru
Комментариев нет:
Отправить комментарий