Александр Шаров. Два ЗэКа

Кажется, что тюремная тема в нашей литературе раз и навсегда раскрыта в творчестве двух писателей ― Варлама Шаламова и Александра Солженицына. Раскрыта она по-разному, исходя из разного опыта двух этих людей. Шаламов, как участник троцкистского подполья, шёл в ГУЛАГ по статье КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность), не оставлявшей ему шансов на возвращение, наказание отбывал в самых страшных лагерях и выжил чудом. Он никогда не был очарован Сталиным и никогда не отрекался от своих левых взглядов. Наделённый несгибаемой волей, Шаламов органически был чужд компромиссам. Касалось это и бытовых условий, и литературного продвижения. Его непримиримость, нежелание играть по правилам либеральной интеллигенции и советской бюрократии значительно затруднили признание его таланта и его значения для отечественной культуры. Он остаётся в тени своего более предприимчивого собрата по перу ― Солженицына.

Александр Исаевич во всём – противоположность Варламу Тихоновичу. Он не избежал очарования сталинизмом и, как всякий неофит, разочаровавшись во вчерашнем кумире, разочаровался и в самой идее социализма. Его лагерный опыт пришёлся на последние годы сталинизма и вполовину не был так тяжек, как опыт Шаламова. Он быстро уловил ветра «оттепели» и прекрасно вписался в литературный процесс. Обласканный либеральной интеллигенцией, он получил все причитающиеся ему лавры ещё в СССР. Однако подлинным триумфом для Солженицына стала его эмиграции ― оказавшись в США, он был поднят на щит борцами с «империей зла» и увлечённо участвовал в идеологической борьбе с Советским Союзом. Вернувшись в Россию, он был тепло принят постсоветской бюрократией и превращён в этакого Льва Толстого, на поклон к которому за советом не гнушались ходить президенты. Два зэка с одинаковым экзистенциальным опытом ГУЛАГа и так по-разному сложившимися жизнями. Один умрёт в одиночестве в психиатрической больнице (похороненный многими из тех, кто его знал, задолго до своей физической смерти), другой – в своём доме в тёплой кровати в преклонном возрасте и в зените славы.


Сегодня, когда я читаю в СМИ о Михаиле Ходорковском, я невольно вспоминаю историю двух зэка. Низверженный с экономического и политического Олимпа титан эпохи шоковых реформ и залоговой приватизации, отказывающийся признать нажитое имущество украденным, стал для либеральной интеллигенции барометром. «Вы за Ходорковского или за Путина?» ― вопрошают хором либеральные СМИ, ровно так же, как лет 30 назад шептали на кухнях друг другу: «А вы читали Солженицына»? И горе тому, кто не восхищается мужеством и стойкостью узника «кровавой гэбни». Однако нет у меня симпатии к зэка Ходорковскому. Нет, конечно, пребывание в наших тюрьмах давно приравнено к пытке, и бывшему владельцу «Юкоса» можно посочувствовать, но его будущее не кажется мне мрачным. Всегда под присмотром отечественных и зарубежных СМИ, о нём волнуется Госдеп США и парламентарии Евросоюза. Такого заключённого администрация зоны должна беречь как зеницу ока. Он, что называется, и без моей жалости проживёт.

Есть у нас и другой зэка, и его дело не попадает в центр внимания ни оппозиционных, ни проправительственных СМИ, поэтому на его истории стоит остановиться подробнее. Валентин Урусов ― рабочий компании «Алроса», принадлежащей коллегам Ходорковского по клубу влиятельных и знаменитых господ, инициировал создание профсоюза для защиты прав наёмных работников. Однако не тут-то было: по понятиям отечественных олигархов, правами на демократию и достойную жизнь обладают в полном объёме только они. Право своё нынешние короли нефти и стали заслужили в смутные 90-е, и делиться им ни с кем не собираются. Тем более с «быдлом», что горбатится на их приватизированных заводах, шахтах, нефтяных вышках. Против чересчур активного рабочего лидера быстро было состряпано дело, и Валентин Урусов оказался за решёткой. Дело было сляпано так топорно, что под давлением международной кампании солидарности Валентин был освобождён.

Этот итог никак не мог удовлетворить владельцев «Алросы». Суд отдалённого сибирского городка с говорящим названием Удачное пересмотрел дело Урусова и приговорил его к шести годам принудительного труда в лагере. Нет нужды говорить о том, что правосудие в нашей стране бывает не только «басманным», но и «удачным». Страдающий болезнью лёгких и почек, Валентин Урусов оказался практически в тех самых условиях, в которых отбывал свой срок Варлам Шаламов.

В конце сентября этого года суд в очередной раз рассматривал просьбу Урусова о досрочном освобождении. Однако, несмотря на отсутствие нареканий к поведению заключённого со стороны лагерного начальства и заступничество лидера Конфедерации труда России (крупнейшего независимого профобъединения), Валентину было отказано в УДО. Тяжело больной, но не сломленный человек, он продолжает борьбу. В поддержку Урусова регулярно высказываются ведущие профсоюзные организации всего мира. Акции солидарности проходят в различных городах России. Однако для большинства граждан России подвиг простого рабочего активиста Валентина Урусова остаётся неизвестен. Его затмевает фигура опального олигарха.

Два зэка, чьи судьбы в чём-то похожи, но отличаются они в главном. Если коллективный Путин боится коллективного Ходорковского, и поэтому держит самого его в тюрьме, то коллективный Ходорковский опасается коллективного Урусова и готов сделать всё, чтобы стереть конкретного Урусова в лагерную пыль. Понимание этой логики ставит Валентина Урусова в один ряд с Варламом Шаламовым, Петром Алексеевым и тысячами других людей, отдавших свои силы борьбе за справедливость. И пусть в данный момент Валентин ограничен в своей свободе периметром зоны, но морально его исполинская фигура возвышается над либеральной оппозицией и кремлёвскими холуями. И они не властны ни умалить его подвиг, ни замолчать его. Свободу Валентину Урусову!
Александр Шаров

23.10.2011

Впервые опубликовано здесь http://www.sensusnovus.ru/opinion/2011/12/27/12322.html

Кажется, что тюремная тема в нашей литературе раз и навсегда раскрыта в творчестве двух писателей ― Варлама Шаламова и Александра Солженицына. Раскрыта она по-разному, исходя из разного опыта двух этих людей. Шаламов, как участник троцкистского подполья, шёл в ГУЛАГ по статье КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность), не оставлявшей ему шансов на возвращение, наказание отбывал в самых страшных лагерях и выжил чудом. Он никогда не был очарован Сталиным и никогда не отрекался от своих левых взглядов. Наделённый несгибаемой волей, Шаламов органически был чужд компромиссам. Касалось это и бытовых условий, и литературного продвижения. Его непримиримость, нежелание играть по правилам либеральной интеллигенции и советской бюрократии значительно затруднили признание его таланта и его значения для отечественной культуры. Он остаётся в тени своего более предприимчивого собрата по перу ― Солженицына.
Александр Исаевич во всём – противоположность Варламу Тихоновичу. Он не избежал очарования сталинизмом и, как всякий неофит, разочаровавшись во вчерашнем кумире, разочаровался и в самой идее социализма. Его лагерный опыт пришёлся на последние годы сталинизма и вполовину не был так тяжек, как опыт Шаламова. Он быстро уловил ветра «оттепели» и прекрасно вписался в литературный процесс. Обласканный либеральной интеллигенцией, он получил все причитающиеся ему лавры ещё в СССР. Однако подлинным триумфом для Солженицына стала его эмиграции ― оказавшись в США, он был поднят на щит борцами с «империей зла» и увлечённо участвовал в идеологической борьбе с Советским Союзом. Вернувшись в постсоветскую Россию, он был тепло принят постсоветской бюрократией и превращён в этакого Льва Толстого, на поклон к которому за советом не гнушались ходить президенты. Два зэка с одинаковым экзистенциальным опытом ГУЛАГа и так по-разному сложившимися жизнями. Один умрёт в одиночестве в психиатрической больнице (похороненный многими из тех, кто его знал, задолго до своей физической смерти), другой – в своём доме в тёплой кровати в преклонном возрасте и в зените славы.

Варлам Шаламов, как участник троцкистского подполья, шёл в ГУЛАГ по статье КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность), не оставлявшей ему шансов на возвращение, наказание отбывал в самых страшных лагерях и выжил чудом

Сегодня, когда я читаю в СМИ о Михаиле Ходорковском, я невольно вспоминаю историю двух зэка. Низверженный с экономического и политического Олимпа титан эпохи шоковых реформ и залоговой приватизации, отказывающийся признать нажитое имущество украденным, стал для либеральной интеллигенции барометром. «Вы за Ходорковского или за Путина?» ― вопрошают хором либеральные СМИ, ровно так же, как лет 30 назад шептали на кухнях друг другу: «А вы читали Солженицына»? И горе тому, кто не восхищается мужеством и стойкостью узника «кровавой гэбни». Однако нет у меня симпатии к зэка Ходорковскому. Нет, конечно, пребывание в наших тюрьмах давно приравнено к пытке, и бывшему владельцу «Юкоса» можно посочувствовать, но его будущее не кажется мне мрачным. Всегда под присмотром отечественных и зарубежных СМИ, о нём волнуется Госдеп США и парламентарии Евросоюза. Такого заключённого администрация зоны должна беречь как зеницу ока. Он, что называется, и без моей жалости проживёт.
Есть у нас и другой зэка, и его дело не попадает в центр внимания ни оппозиционных, ни проправительственных СМИ, поэтому на его истории стоит остановиться подробнее. Валентин Урусов ― рабочий компании «Алроса», принадлежащей коллегам Ходорковского по клубу влиятельных и знаменитых господ, инициировал создание профсоюза для защиты прав наёмных работников. Однако не тут-то было: по понятиям отечественных олигархов, правами на демократию и достойную жизнь обладают в полном объёме только они. Право своё нынешние короли нефти и стали заслужили в смутные 90-е, и делиться им ни с кем не собираются. Тем более с «быдлом», что горбатится на их приватизированных заводах, шахтах, нефтяных вышках. Против чересчур активного рабочего лидера быстро было состряпано дело, и Валентин Урусов оказался за решёткой. Дело было сляпано так топорно, что под давлением международной кампании солидарности Валентин был освобождён.

Вернувшись в постсоветскую Россию, Александр Солженицын был тепло принят постсоветской бюрократией и превращён в этакого Льва Толстого, на поклон к которому за советом не гнушались ходить президенты

Этот итог никак не мог удовлетворить владельцев «Алросы». Суд отдалённого сибирского городка с говорящим названием Удачное пересмотрел дело Урусова и приговорил его к шести годам принудительного труда в лагере. Нет нужды говорить о том, что правосудие в нашей стране бывает не только «басманным», но и «удачным». Страдающий болезнью лёгких и почек, Валентин Урусов оказался практически в тех самых условиях, в которых отбывал свой срок Варлам Шаламов.
В конце сентября этого года суд в очередной раз рассматривал просьбу Урусова о досрочном освобождении. Однако, несмотря на отсутствие нареканий к поведению заключённого со стороны лагерного начальства и заступничество лидера Конфедерации труда России (крупнейшего независимого профобъединения), Валентину было отказано в УДО. Тяжело больной, но не сломленный человек, он продолжает борьбу. В поддержку Урусова регулярно высказываются ведущие профсоюзные организации всего мира. Акции солидарности проходят в различных городах России. Однако для большинства граждан России подвиг простого рабочего активиста Валентина Урусова остаётся неизвестен. Его затмевает фигура опального олигарха.

В конце сентября этого года суд в очередной раз рассматривал просьбу Валентина Урусова о досрочном освобождении. Однако, несмотря на отсутствие нареканий к поведению заключённого со стороны лагерного начальства и заступничество лидера Конфедерации труда России (крупнейшего независимого профобъединения), Валентину было отказано в УДО

Два зэка, чьи судьбы в чём-то похожи, но отличаются они в главном. Если коллективный Путин боится коллективного Ходорковского, и поэтому держит самого его в тюрьме, то коллективный Ходорковский опасается коллективного Урусова и готов сделать всё, чтобы стереть конкретного Урусова в лагерную пыль. Понимание этой логики ставит Валентина Урусова в один ряд с Варламом Шаламовым, Петром Алексеевым и тысячами других людей, отдавших свои силы борьбе за справедливость. И пусть в данный момент Валентин ограничен в своей свободе периметром зоны, но морально его исполинская фигура возвышается над либеральной оппозицией и кремлёвскими холуями. И они не властны ни умалить его подвиг, ни замолчать его. Свободу Валентину Урусову!

Кажется, что тюремная тема в нашей литературе раз и навсегда раскрыта в творчестве двух писателей ― Варлама Шаламова и Александра Солженицына. Раскрыта она по-разному, исходя из разного опыта двух этих людей. Шаламов, как участник троцкистского подполья, шёл в ГУЛАГ по статье КРТД (контрреволюционная троцкистская деятельность), не оставлявшей ему шансов на возвращение, наказание отбывал в самых страшных лагерях и выжил чудом. Он никогда не был очарован Сталиным и никогда не отрекался от своих левых взглядов. Наделённый несгибаемой волей, Шаламов органически был чужд компромиссам. Касалось это и бытовых условий, и литературного продвижения. Его непримиримость, нежелание играть по правилам либеральной интеллигенции и советской бюрократии значительно затруднили признание его таланта и его значения для отечественной культуры. Он остаётся в тени своего более предприимчивого собрата по перу ― Солженицына.
Александр Исаевич во всём – противоположность Варламу Тихоновичу. Он не избежал очарования сталинизмом и, как всякий неофит, разочаровавшись во вчерашнем кумире, разочаровался и в самой идее социализма. Его лагерный опыт пришёлся на последние годы сталинизма и вполовину не был так тяжек, как опыт Шаламова. Он быстро уловил ветра «оттепели» и прекрасно вписался в литературный процесс. Обласканный либеральной интеллигенцией, он получил все причитающиеся ему лавры ещё в СССР. Однако подлинным триумфом для Солженицына стала его эмиграции ― оказавшись в США, он был поднят на щит борцами с «империей зла» и увлечённо участвовал в идеологической борьбе с Советским Союзом. Вернувшись в постсоветскую Россию, он был тепло принят постсоветской бюрократией и превращён в этакого Льва Толстого, на поклон к которому за советом не гнушались ходить президенты. Два зэка с одинаковым экзистенциальным опытом ГУЛАГа и так по-разному сложившимися жизнями. Один умрёт в одиночестве в психиатрической больнице (похороненный многими из тех, кто его знал, задолго до своей физической смерти), другой – в своём доме в тёплой кровати в преклонном возрасте и в зените славы.